Стальная бабочка, острые крылья…

22
18
20
22
24
26
28
30

Правильных слов.

Красивых, и сказанных так, как никогда не смогла бы сама Мириам. Действительно, Мечи Короля могли и рубить людей на части, и рассказывать истории одинаково хорошо… или, возможно, только этот конкретный Меч.

«Сначала они отбирают детей из тех, что учатся в военных школах. Праймами хотят стать все, хотя не все знают, что это значит, и потому Корпусу достаются лучшие из лучших. В четырнадцать лет тех, кто прошел экзамен и первое испытание, начинают учить – не так, как всех остальных. Им дают математику, физику, и подвергают изнурительным тренировкам их чувства, отсеивая непригодных, так что к шестнадцати в Корпусе остается не более половины отобранных.

Корпус закрытый, и те, кто проходит второе испытание в шестнадцать лет, оказываются оторваны от своих семей и родных на три года, в течение которых комиссия Корпуса принимает окончательное решение – пригодны они на роль прайма или нет. Все, что ждет учеников в это время, – это еще более жесткая программа обучения и безжалостный отбор.

Самый тяжелый год —третий. До этого будущих праймов только учат, почти как обычных солдат – рукопашный бой, огневая подготовка, бой с использованием каров, тяжелых орудий и боевых машин, обработка данных разведки, картография и много чего еще, что может пригодиться воину… но третий год меняет программу.

Есть ряд упражнений и техник, которые нужно освоить до того, как прайм-линк войдет в твой мозг – они подготавливают тебя к тому, что случится потом, учат работать с потоками информации, плотность которых ты до этого не могла и представить. И это мучительно – многие часы в камерах, изолированных от внешнего мира, тысячи картинок, которые показывают тебе, а затем заставляют распределять и классифицировать, наркотики, изменяющие сознание на целые сутки, в течение которых тебе приходится управлять каром или сражаться в невыносимых условиях… На этих тренировках отсеивается еще половина.

Говорят, что в небесных городах готовят не так – у них предварительный этап занимает десятилетия. У нас научились преодолевать его за год – но праймы платят за это свою цену…»

Мириам прислушалась, но снизу, из главного зала, не доносилось ни звука – Би говорила с наемниками очень тихо. Мириам не поняла до конца, чему именно учили праймов – но бесстрашие явно входило в программу их обучения. Би совершенно равнодушно отнеслась к появлению двух громил у дверей гостиницы – и спустя несколько минут Мириам поняла почему.

Здоровенные наемники с нашивками Молотов явно заискивали перед бледнокожей девушкой, ведущей себя так, словно она, по меньшей мере, их работодатель. Флай не появился, а двое, пришедшие по его приказу, просто боялись Би – Мириам не нужно было вглядываться в их цвета, чтобы понять это.

Возможно, ее учили и этому – внушать страх. Задумавшись об этом, Мириам вспомнила, что тоже боится – боится ее непонятных смен настроения, резких движений, и ее маски… в особенности маски. Би могла только казаться обычной девушкой, чем-то даже похожей на Мириам, но малейшая попытка сравнения обнажала в ней нечто, вызывающее страх, пласт чего-то чуждого, наполненного ужасом и насилием…

Не Би, но Ребекка Ли, прайм, говорила внизу с парой наемников, и у них были все основания бояться ее.

«По истечении трех лет, после последних экзаменов, способных свести с ума сами по себе, ученики признаются готовыми к прайм-линку. Они принимают присягу, им рассказывают о долге перед крепостью и героизме – потому что пути назад больше нет, операция необратима. Никто из принимающих присягу не знает, что на самом деле им предстоит, к этому не могут подготовить никакие тренировки. Их всех хорошо кормят и заставляют высыпаться перед тем, как по жребию допустить в медицинскую часть Корпуса.

Они входят в большой освещенный зал, и видят Каркас – то место, где им предстоит провести ближайшие одиннадцать часов. Он похож на человека, сплетенного из металлических прутьев и стоящего, разбросав руки в стороны… очень большого человека. Он нужен потому, что во время операции нужно стоять неподвижно – и быть в сознании. Таня спрашивала верно – когда тебе разрезают голову, это больно, несмотря на наркоз, но боль быстро уходит… и становится гораздо хуже.

Прайм-линк выглядит как сеточка из тонких серебряных нитей, которую опускают на твой мозг – и ты это видишь на больших экранах, окружающих Каркас. Каждое ее прикосновение что-то обозначает – вспышку памяти, чувство жара, яркий свет – с тобой говорят и тебе приходится отвечать на вопросы. Каждая нить – это вопрос, или чувство, или воспоминание, и их сотни, и они проходят сквозь тебя, а ты смотришь со стороны на свою вскрытую голову и не можешь пошевелиться. Одиннадцать часов становятся вечностью, пыткой, заполненной жестокими вопросами, а потом наступает темнота, и ты не знаешь, завершилось это все или через секунду начнется снова.

Сон после установки прайм-линка длится трое суток, и после него просыпаются не все. За последующие два года тренировок выходит из строя часть связей в прайм-линке, дающих слабину, – и для некоторых это тоже заканчивается фатально. К выпуску приходят лишь те, кому хватило сил бороться до конца и кому очень, очень повезло, но и они, как правило, не живут слишком долго…»

Мириам отложила гребешок, зевнула, и словно в ответ на этот тихий звук скрипнула дверь. Би вошла, повесила тяжелый игольник на спинку кровати, зацепив ремнем за столбик, и подошла к окну. Мириам некоторое время молча рассматривала ее профиль.

– Они ушли?

– Да, – ответила Би устало. – Ничего нового. Их главарь ранен, а пленные не знают точно, где искать Паука, но город маленький, и завтра они прочешут Яму.

– Хочешь спать?

– Да. Нужно ложиться, завтра рано вставать.