АнтиМатрица. Президентский самолет летит в Палачевск

22
18
20
22
24
26
28
30

Они поднялись по широкой каменной лестнице. Патрик толчком открыл массивную с богатой резьбой деревянную дверь. В вестибюле, отделанном ореховым деревом, никого не было. Патрик прислушался и услышал смех. Он пошел на звук и, пройдя по коридору, остановился у огромной двустворчатой двери из орехового дерева с резными медными ручками. Нажав на одну из них, он приоткрыл дверь и обнаружил, что в глубине комнаты сидят в креслах, и продолжают смеяться Кен Миллер и майор Браун.

— Извините, за то, что отрываю вас от веселья. Но мне нужно с вами кое-что важное для меня обсудить прямо сейчас — сказал Патрик.

— Я вижу, ты не один — сказал Браун. — Какая неприятность. Ты пришел с дамой, а гнездышко уже занято. Я не знаю, чем тебе в этой ситуации помочь. Уходить отсюда мы сейчас не собираемся, так что тебе придется с этим смириться.

Тут Патрик обратился к девушке:

— Анна, подожди меня в машине, я постараюсь поскорее вернуться к тебе.

Девушка понимающе кивнула и без лишних слов направилась к выходу из дома.

— Патрик! Деточка, ты опоздал. Всё веселье прошло без тебя. А его было очень много. Мы ели управились — сказал весело Браун, как только Анна покинула дом.

— Где можно увидеть то, что вызывает у вас такое буйное веселье? — спросил Патрик.

— Внизу, в холле, справа от лестницы в зальной комнате. Ты можешь сходить туда, посмотреть, картина впечатляющая. Можешь мне поверить на слово — ответил, пьяно улыбаясь, Миллер.

Патрик спустился в холл и, пройдя по нему метров шесть, зашел в зальную комнату и огляделся. Почти всю длину комнаты (метров пятнадцать) занимал стол. На белой скатерти остатки обеда. Вокруг стола лежала на полу группа мужчин и одна женщина средних лет с аккуратными дырочками в теле.

Насколько Патрик знал, он никогда не встречал ни одного из этих людей, но их лица не были для него совершенно незнакомыми. Это были лица убийц, с которыми ему часто приходилось иметь дело в силу своих служебных обязанностей.

Вдруг сзади раздались легкие шаги. Это был Миллер. Он тихо подошел и медленно провел Павла вокруг стола, представив ему каждого из лежащих на полу мужчин. Вскоре они снова оказались на том месте, откуда начинали обход. Патрику Миллер указал на женщину, лежавшую у его ног, и сказал:

— Хорошая была женщина. Звали её Барбара, она работала раньше на нас, и она же и познакомила меня вон с тем парнем, паном Станиславом. Этот парень был далеко не последней фигурой во всей этой истории с Анджеем Кнехтом. Мы так хорошо с ним поладили. Всё было просто прекрасно. Но чувство юмора у них у всех отказало. Они решили со мною и с нашими ребятами начать вести без всякого уважения. Поэтому и поплатились за своё неуважение своими жизнями. Жаль, Барбара была мне небезразлична, но её никак нельзя было в этих условиях оставлять в живых. Лично тебе сообщаю. Частично можно сказать, что наш счет за твоих парней оплачен.

Когда оба они поднялись наверх, Патрик сказал, обращаясь к Миллеру и Брауну:

— Да уж. Джентльмены. Поверьте мне, когда я говорю, что действительно очень сожалею, пропустив, по-видимому, замечательный обед. Я говорю так потому, что искренне хотел бы потратить некоторое время на более близкое знакомство с вашими гостями. Я очень сконфужен тем обстоятельством, что ваши гости так и ушли, не дождавшись меня. Это очень нехорошо с их стороны.

— Я полностью согласен с тобой, это очень не вежливо с их стороны. Что делать, воспитывались они видимо у плохих учителей. Единственно могу тебе в утешение сказать, что перед своим уходом кое-кто из гостей был всё же вынужден поговорить с нами по душам. Выяснилось в ходе разговора много интересного — сказал, поглаживая рукой свой лоб, майор Браун.

— Джентльмены, когда имеешь дело с такими людьми, как ваши гости, привыкаешь действовать очень осторожно. Исправление ошибки стоит слишком дорого. И, по-моему, благоразумная осторожность должна руководить и нашим решением прислушаться к любым их словам — внимательно глядя в глаза Брауну, сказал Патрик.

Браун помолчал некоторое время, а потом сказал:

— Мистер мой уважаемый. Благоразумие и осторожность — замечательная вещь. Но мы сейчас быстро должны расстаться, с привычкой мыслить циклами, диаграммами, где кривые плавно изгибаются то вверх, то вниз. Сейчас здесь творится вообще непонятно что. И поэтому невольно приходится верить такому бреду, за который вчера мог бы сам любого отправить в психушку.

— Насколько я могу понять, — сказал Патрик — сейчас ты мне расскажешь нечто невероятное.