— Извини, Энджи.
— За что?
— За то, что потревожил тебя. Я сейчас отключусь.
— Хилтон, ты знаешь, где Бобби?
— Нет.
— Ты хочешь сказать, что служба безопасности "Сенснета" перестала за ним следить?
— Я говорю, что не знаю, Энджи. Это правда.
— Но ты мог бы выяснить, если бы захотел?
Снова пауза.
— Не знаю. Если бы и мог, то не уверен, что стал бы это делать.
— Спасибо. До свидания, Хилтон.
— До свидания, Энджи.
Той ночью она сидела в темноте, наблюдая за танцем блох на освещенном песке. Сидела и думала о Бригитте и ее предостережении, о наркотике в кармане парки и о движке в аптечке. Думала о киберпространстве и о том печальном тюремном ощущении, какое она испытала с "Оно-Сендаи", ощущении, таком далеком от свободы лоа. Думала о снах незнакомки, о свивающихся в лабиринт коридорах, о приглушенных тонах древнего ковра… Старик, голова из драгоценных камней, напряженное лицо с зеркалами вместо глаз… И голый, продуваемый ветрами пляж в темноте.
Другой пляж, не в Малибу.
И где-то в сумерках калифорнийского утра, за несколько часов до рассвета, среди коридоров, галерей, лиц, обрывков разговоров, которые она помнила лишь отчасти, проснувшись и увидев белый туман, окутавший окна хозяйской спальни, она вдруг поняла, что вырвала из сна что-то очень важное и унесла это важное с собой за границу яви.
Перекатившись на бок, порылась в ящике тумбочки. Нашла ручку "порше", подарок каких-то ассистентов, и нацарапала драгоценные буквы на глянцевой обложке итальянского журнала мод:
Т-Э
— Вызови Континьюити[19], — приказала она дому за третьей чашкой кофе.
— Здравствуй, Энджи, — сказал Континьюити.
— Была одна пленка с орбиты, мы засняли ее два года назад. Яхта бельгийца… — Она глотнула остывающий кофе. — Как называлось то место, куда он хотел меня отвезти? Робин тогда еще решил, что это дешевка.