У меня в голове закрутился мой небогатый багаж знаний по этой части.
— Да, вот помню из древней Ипатьевской, что ли рукописи. Там складно.
— Как ныне, взбирается Вещий Олег, отмстить неразумным хазарам...
Никодим почернел. Обхватив голову руками.
— Баран, это Пушкин, Александр Сергеевич!
Я даже не успел прореагировать на его оскорбление.
— Какой на хрен Пушкин? Я точно помню по истории, это из рукописи!
— Великий Русский поэт! Евгений Онегин, сказка о царе Салтане, Дубровский наконец!
— А да, еще Мцыри, сказ о попе и его работнике Балде.
Никодим поморщил нос.
— Ну, Мцыри — это Лермонтов, если мне не изменяет память, а про попа каюсь, не знаком. Я тогда мало интересовался изящными искусствами: театром, балетом. Грешен, больше времени уделял охоте, и лошадям. Не просто моя работа — страсть всей моей жизни. Неужели мы из одного и того же мира? Поразительно, редчайший случай!
— Здесь не бывает никого из одного и того же мира?
— Нет, такие случаи известны. Но чтобы рядом, соседями? Это первый раз на моей памяти! Я с вашего разрешения опишу обо всем этом моему старинному другу, он здесь видный мыслитель и ученый.
— Я не против. И сколько вы здесь?
— Тут нет смены времен года. Я считал дни. По дням получается восемьдесят с лишним лет.
Задумался, это объясняет то, как он хорошо поднялся за это время.
— Андро, вы из какого года? Как у вас время, считают от рождества Христова?
— Да, я из две тысячи семнадцатого. Вот будем отмечать сто лет революции...
— Революции?
— Ну да, большевистской революции сто лет, круглая дата.