СЛОМ

- Не бери в голову. Пройдет. Считай, что это легкая контузия.

- Контузия… Врешь ты все. Чего же я тогда каску снять не могу? Сразу боль… жуткая боль, и в глазах темно. Беженцы эти… какие-то все на одно лицо… Еще Репей … этот бред несет…

- Ты его больше слушай,- угрюмо сказал Олег.- Каску только больше не снимай. Поверь мне, все будет нормально. Будешь вспоминать это, как дурной сон. Со мной такое уже было.

- Опять врешь. Все вы мне что-то не договариваете. Боитесь чего-то, что ли? Ни черта я не пойму, что здесь происходит.

- Думаешь, я до конца понимаю?- вдруг обозлился Левушкин.- Разбитая колонна, двадцать шесть убитых, сотня беженцев, около сорока бандитов, то ли повстанцев, то ли мародеров, один болтливый ефрейтор и один контуженый сержант – вот все, что мне положено понимать! Что я могу тебе сказать? Мы влипли – дальше некуда! Как выражается Репей, «в ерьме по самые ухи»… А я – еще на метр глубже, потому что я тебе с одной стороны друг, а с другой начальник, и спросу с меня – за то и за это.

- Ну, так реши, что для тебя важнее, друзья или звездочки!

- Да плевал я на звездочки!- взъярился Олег.- Слева присяга, справа приказ! Куда ни поверни, все одно иуда! Игрушку себе нашли?! Оловянного солдатика?! Идите вы с играми своими в…

Пулеметная очередь снова прошила бруствер. Левушкин принялся отплевываться и вытряхивать песок из головы, посекундно пользуя малоцензурную лексику Репейника. Потом замолк, устало привалился к стенке кювета и закурил.

- Ладно, не дуйся,- сказал он.- Лучше хлебни еще. Это поможет. Вон и порозовел маленько, а то был бледный, как поко… тьфу ты, язык паскудный…

Андрей привалился рядом. Сквозь дымную пелену синело грязноватое небо. По небу ползли удивительно похожие облака. Андрей закрыл глаза.

- Слушай, Олег,- сказал он,- ты помнишь наш старый двор? Корявые клены, и сирень, и старые качели… Помнишь, как играли в казаков-разбойников? Прятались в пыльных лопухах и стреляли друг в друга из деревянных автоматов? Пах! Пах! «Левушкин, ты убит!» «Нет, это ты убит!» А? Помнишь?

- Да… смутно как-то,- растерялся Левушкин.- Слишком давно это было. Как в другой жизни. А чего это ты вдруг?

- Да так,- вздохнул Андрей.- Вспомнилось отчего-то… Ты знаешь, меня не покидает ощущение какой-то… нереальности всего, что со мной происходит. Как будто я не здесь, а где-то далеко-далеко… Сплю и не могу проснуться… Не знаю. Во сне не должно быть боли, но все-таки… Не понимаю. Временами мне кажется, что я схожу с ума. И даже начинаю слышать какие-то голоса… Они говорят что-то важное… Очень важное. И даже, кажется, про меня… Да нет, я знаю, точно знаю, что это обо мне, но ничего не могу разобрать. Какие-то отрывочные фразы… Я не понимаю, что со мной. Но ты-то ведь понимаешь, я же вижу! И молчишь…

Стрельба, между тем, прекратилась. Послышался шорох, и в канаву с лавиной песка скатился вернувшийся Репей.

- Все, как приказано,- доложил он, отряхиваясь.- Броня на ходу. Все наготове. Парламентеры вышли.

- Парламентеры?!

- Парламентеры,- кивнул Левушкин куда-то ввысь.- Согласно приказу.

Андрей схватил бинокль и привстал над бруствером. Две фигурки под белым флагом неторопливо двигались в сторону зарослей. И буквы KFOR на их спинах белели, как мишени. «…Убиты парламентеры…убиты…а потом…»

- Лейтенант! Останови их! Немедленно!!!

Левушкин непонимающе обернулся: