Криптономикон

— Ну, по крайней мере тут он угадал. — Рэнди доволен, что получил наконец ответ на вопрос, зачем они строят Крипту.

Ретроградный маневр

Сио — гиблая трясина. Те, кто уже отдал жизнь за Императора, вытесняют тех, кто еще только собирается. Каждый день из-за солнца вылетают странные двухвостые американские самолеты, убивают солдат шквальным огнем, одуряющими разрывами бомб. Поэтому они спят в открытых могилах и выползают лишь ночью. Однако в окопах гнилая вода кишит всякой враждебной живностью, а с заходом солнца зуб на зуб не попадает из-за холодных дождей. Все в двадцатой дивизии знают, что не выберутся живыми с Новой Гвинеи. Вопрос, что лучше: сдаться австралийцам на пытки и смерть? Взорвать себя гранатой? Сидеть здесь, где днем убивают бомбы, ночью — малярия, дизентерия, озерная лихорадка, холод и истощение? Или идти двести миль через горы и реки в Маданг, что самоубийственно даже в мирное время, при наличии еды и лекарств?..

Приказ именно таков. В Сио прилетел генерал Адати — первый свой самолет за несколько недель, — приземлился на изрытом колеями септическом поле, которое зовется тут летным, и приказал уходить через горы. Полк за полком хоронит мертвецов, собирает остатки оборудования и скудные припасы, дожидается темноты и движется к горам. Путь можно найти по запаху — дизентерийной вони и смраду трупов, которые передовые полки оставляют за собой, как хлебные крошки.

Командование остается до последнего, и с ним связисты: без мощного радиопередатчика и шифровального оборудования генерал — не генерал, дивизия — не дивизия. Наконец и они сворачиваются и начинают разбирать передатчик на возможно более мелкие части. Дивизионный передатчик — огромный, мощный, такой, чтобы пробивал до ионосферы. В нем есть генератор, трансформаторы и другие железки, которые невозможно сделать более легкими. Связистам свои бы скелеты перетащить через горы и вздувшиеся реки, так они поволокут на горбу разобранный передатчик, канистры с горючим, трансформаторы…

Еще есть огромный жестяной чемодан с кодовыми книгами. Даже сухие, они непомерно тяжелы, а сейчас еще и намокли. Тащить на себе — немыслимо. Инструкция требует сжечь.

Связистам двадцатой дивизии не до шуток, даже черный солдатский юмор им сейчас чужд. Если их еще может что-нибудь рассмешить, так это идея жечь намокшие книги в болоте под проливным дождем. Если бы полить авиационным топливом… но столько топлива просто нет. К тому же на столб дыма слетелись бы Р-38, как комары на человеческое тепло.

Жечь и не надо. На Новой Гвинее все само гниет и разлагается со свистом; долговечны лишь камни и осы. Связисты отрывают от книг обложки, чтобы потом предъявить начальству, остальное заталкивают в чемодан и закапывают на берегу особенно зловредной реки.

Идея не очень удачная. Однако они долго пробыли под бомбежкой. Даже если тебя не задевает осколками, ударная волна — это каменная стена, мчащаяся со скоростью семьсот миль в час. В отличие от настоящей каменной стены она проходит сквозь тело, как вспышка света сквозь стеклянную статуэтку. По пути она перестраивает все в организме вплоть до митохондрий, нарушает каждый процесс в каждой клетке и, кроме прочего, те связи в мозгу, которые отвечают за отсчет времени и жизненный опыт. Несколько взрывов, и сознание превращается в бессмысленный клубок оборванных нитей. Связисты уже в меньшей степени люди, чем когда уходили на фронт. От них нельзя ждать рассудительности. Они закидывают чемодан грязью не для того, чтобы надежно его спрятать, а скорее ритуально, из уважения к странной информации в книгах.

Взвалив на плечи железяки и рис, солдаты бредут к горам. Тропу, протоптанную товарищами, на глазах затягивают джунгли. Версты — тела, смрадные поля сражений между ошалевшими полчищами неизвестных науке микробов, насекомых, зверей и птиц.

ВЧРП

Мачту пеленгатора устанавливают раньше, чем над новой штаб-квартирой подразделения 2702 успевают настелить крышку, антенну закрепляют раньше, чем подводят к ней электричество. Уотерхауз старательно делает вид, что его это тревожит. Он дает рабочим понять: грандиозные танковые бои в африканской пустыне — конечно, модно и романтично, однако главное сражение войны (забывая, как всегда, про Восточный фронт) — это Битва за Атлантику. Чтобы выиграть Битву за Атлантику, надо топить немецкие подлодки; чтобы топить, их надо прежде найти, и хорошо бы не старым испытанным способом, когда наш конвой входит в их гущу и взлетает на воздух. Короче, братцы, антенна должна заработать как можно скорее.

Уотерхауз — не актер, но когда вторая пурга за неделю сносит антенну и он всю ночь ее чинит при свете гальванического люцифера, нужного эффекта, похоже, удается достичь. Прислуга замка всю ночь носит ему горячий чай с бренди, а строители, увидев утром залатанную антенну, громко кричат «ура!» Они настолько уверены, что спасают наших ребят в Северной Атлантике, что, узнав правду, скорее всего разорвали бы его в клочки.

Легенда про пеленгатор до смешного правдоподобна. Настолько, что, работай Уотерхауз на немцев, у него бы закрались подозрения. Антенна узконаправленной модели. Она ловит сильный сигнал, когда развернута к передатчику, слабый — во всех остальных случаях. Оператор дожидается, пока подводная лодка выйдет на связь с другими, и крутит антенну, добиваясь наиболее сильного сигнала: направление антенны дает пеленг. Два-три пеленга, взятых с разных станций, позволяют методом триангуляции определить координаты подлодки.

Чтобы создать видимость, станция должна работать двадцать четыре часа в сутки, и это чуть не доканывает Уотерхауза в первые недели 1943 года. Остальные бойцы подразделения 2702 не прибывают в срок, и спектакль целиком ложится на его плечи.

Все в радиусе десяти миль — то есть практически все гражданское население Йглма, или, другими словами, весь йглмский народ — видят, как на мачте появилась антенна. Они не дураки; по крайней мере некоторые понимают: если антенна не крутится, то хрен от нее толку. Если она не крутится, значит, не работает. А в таком случае что, скажите на милость, творится в замке?

Значит, Уотерхауз должен крутить антенну. Он живет в часовне: спит (если вообще спит) в гамаке, натянутом на опасной высоте от пола (скрргы, как выяснилось, исключительно хорошо прыгают).

Если он будет спать днем, городские зеваки увидят, что антенна не поворачивается. Это плохо. Однако если он будет спать ночью, когда немцы отражают радиосигналы от ионосферы, связывая подлодки в Северной Атлантике с базами в Бордо и Лорьяне, по-настоящему серьезный наблюдатель (скажем, страдающий бессонницей слуга или немецкий шпион, притаившийся с биноклем в скалах) заподозрит, что неподвижная антенна — всего лишь ширма. Поэтому Уотерхауз спит пару часов на рассвете и пару на закате, а это не на пользу здоровью. Когда же он просыпается, ему совершенно нечего делать, кроме как просиживать за пультом восемь — двенадцать часов кряду, смотреть, как клубится морозный пар изо рта, вертеть антенну и вслушиваться — в тишину!

Он честно признает, что это свинство: жалеть себя, когда другие гибнут на фронте.

Ладно, так чем же заняться, чтобы не сойти с ума? Свои действия он знает назубок: направить антенну примерно к западу и поворачивать туда-сюда по убывающей дуге, якобы ловя подводную лодку, потом на время оставить так и несколько раз присесть для согрева. Он сменил флотскую форму на одеяние из теплой йглмской шерсти. Время от времени, через совершенно непредсказуемые промежутки, врывается кто-нибудь из слуг с кружкой бульона или чая или просто узнать, как дела, и сообщить, как им все тут гордятся. Раз в день он пишет стопку галиматьи — якобы результаты — и отсылает на военно-морскую базу.