— Что?
— Это Манила, — говорит по-английски другой голос, ближе.
— А чего она освещена? — Бобби не видел освещенного города с сорок первого и забыл, как это выглядит.
— Японцы ее подожгли.
— Жемчужина Востока, — говорит кто-то ближе к корме. Слышны горькие смешки.
В голове у Шафто наконец проясняется. Он трет глаза. Милях в двух по левому борту в небо взлетает бочка с бензином, проносится ракетой и пропадает. Бобби начинает различать силуэты пальм по берегу озера, черные на фоне пожарища. Лодка бесшумно скользит по темной воде, маленькие волны плещут о ее борт. Шафто чувствует себя только что родившимся, новым человеком в совершенно новом мире.
Любой другой спросил бы, почему они направляются в горящий город, а не бегут прочь. Однако Шафто не спрашивает, как не мог бы спросить младенец, только смотрит широко открытыми глазами на мир, который ему открылся.
Тот, что говорил с ним по-английски, сидит рядом на планшире. Во тьме маячит бледное лицо над темной одеждой и белый, с прямоугольной выемкой, воротничок. Шафто ложится на дно лодки и некоторое время смотрит на спутника.
— Мне вкололи морфий.
— Я вколол вам морфий. Вы были неуправляемы.
— Прошу прощения, сэр, — с искренним раскаянием говорит Шафто. Он вспоминает китайских морпехов на пути из Шанхая и как те позорно себя вели.
— Нельзя было шуметь. Нас бы обнаружили японцы.
— Понятно.
— Конечно, увидеть Глорию было для вас ударом.
— Валяйте начистоту, падре, — говорит Шафто. — Мой сын. Он тоже прокаженный?
Черные глаза закрываются, бледное лицо качается из стороны в сторону: нет.
— Глория заразилась вскоре после его рождения, работая в горном лагере.
Шафто фыркает.
— Все ясно, Шерлок!
Наступает долгая, томительная пауза. Потом падре говорит: