Центральная станция

22
18
20
22
24
26
28
30

– Накаймас… – прошептала Кармель таким голосом, что Ачимвене вздрогнул. Опять холодок бежит по спине, как в древних книгах, как когда в пустынной прерии стрелок Ринго видит замогильный ужас.

Ачимвене знал слово, но не понимал его значения. Он думал, вампиры – те, кто невозможным образом выходят за рамки Разговора.

– Кранки… – Мириам явно предостерегала мальчика, но ни он, ни Кармель не обратили на нее внимания.

– Я тебе покажу, – сказал Кранки. Его прозрачные синие глаза светились простодушным любопытством. Он шагнул к Кармель, замер, доверительно протянул руку. Кармель колебалась. Потом взяла его руку в свою.

Может, это привилегия всякого мужчины и всякой женщины: вообразить, а значит, навязать форму, ну или смысл бурному бессвязному нарративу своей жизни, выбрав себе жанр. Принцессу спасает принц; во тьме преследует жертву вампир; ученик становится чародеем. Круг завершается. И так далее.

Наутро история Ачимвене изменилась. Ранее она была своеобразным Любовным Романом. Теперь стала Таинственным Приключением.

Не исключено, что они вдвоем выбрали жанр по молчаливому согласию, чтобы связать свои жизни, чтобы их странные отношения продолжились и два не слишком-то подходящих друг другу индивида все-таки были вместе. Не исключено также, что их вело любопытство, этот древнейший из стимулов, самый человечный, первый, приходящий на ум, тот, что на заре Истории привел Адама к Древу.

Наутро Кармель сошла вниз по лестнице. Той ночью Ачимвене спал в лавке, свернувшись калачиком под тоненьким одеяльцем на матрасе, который хранил у стенки и обычно заваливал книгами. Книги он разбросал, и они образовали вокруг него неряшливое укрепление: комнатка внутри комнатки.

Кармель сошла по лестнице. Волосы на голове вяло шевелились. На Кармель была легкая хлопковая сорочка; Ачимвене поразился худобе возлюбленной.

Он сказал:

– Что это было – вчера?

Кармель пожала плечами:

– Кофе есть?

– Ты знаешь, где он.

Ачимвене присел: ему неловко, он злится. Он натянул одеяльце на ноги. Кармель пошла к примусу, налила в чайник воды из-под крана, небрежно добавила пару ложек черного кофе. Поставила на огонь.

– Этот мальчик… он вроде стриги, – сказала она. – Возможно. Да. Нет. Не знаю.

– Что он сделал?

– Он что-то мне дал. И что-то забрал. Память. Мою или чью-то еще. Ее уже нет.

– Что он тебе дал?

– Знание. О том, что он существует.