Центральная станция

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что?

– Тебя предостеречь. Я знаю, ты не привык… – Он снова замялся.

Ачимвене помнил: Борис всегда был немногословен, даже в юности. Слова давались ему нелегко.

– Не привык к женщинам? – спросил Ачимвене, разозлившись пуще прежнего.

Борис поневоле улыбнулся:

– Ты сам признаешь…

– Я тебе не… не…

– Она не женщина, Ачи. Она стрига.

Ачимвене зажмурился. Выдохнул. Открыл глаза и спокойно посмотрел на Бориса.

– У тебя все?

Борис не отвел глаз. Через пару секунд он будто сник.

– Отлично, – сказал он.

– Да.

– Думаю, увидимся.

– Я тоже.

– Передавай привет Кармель.

Ачимвене кивнул. Борис на прощание пожал плечами. Развернулся и вышел из лавки.

В жизни всегда наступает момент, когда понимаешь: истории лгут. Хороших концов не бывает. Искусственный нарратив, навязанный хаотической кутерьме, именуемой жизнью, всегда оборачивается табличкой, за которой пусто; он как кукурузная шелуха, что в летние месяцы вылетает из адаптоцветных жилищ и замусоривает улицы.

Он проснулся ночью; воздух тяжелый, ветра нет. Окно открыто. Кармель лежала на боку, спала, маленькое нагое тело запуталось в простынях. Он смотрел, как вздымается и опадает грудь, подчиняясь ровному дыханию. Ее губы испачканы – может быть, кровью.

– Кармель? – позвал он, но так тихо, что она не услышала. Погладил ее спину. Гладкая, теплая кожа. Ощутив его руку, она сонно пошевелилась, пробормотала что-то невнятное и снова замерла.