Бими негромко гудит у нее на висках. Его руки опускаются к ее животу, ласкают спину.
В атаре латунный глаз Абу сверкает, словно звезда. Исходящее от него пламя вливается в нее раскаленными языками, возбуждает и обжигает тело. Таваддуд, словно в зеркале, видит свое лицо: округленные губы и зажмуренные глаза. А затем растворяется в сплетении Тени, плоти и пламени.
Глава седьмая
ВОР И МАРШРУТИЗАТОР
— Что ты собираешься делать, когда все это закончится? — спрашиваю я у «Перхонен» по нейтринной связи.
С нашей орбиты вокруг Антиопы маршрутизатор зоку выглядел парящим в космосе деревом с зеркальными листьями, диаметром около двух километров. Но внутри него царит настоящее эшеровское безумие. Узлы обработки представляют собой светящиеся голубые сфероиды размерами от воздушного шара до пылинки, и все они вращаются и двигаются, перемещаясь по взаимосвязанным спиралям. Многоугольные зеркала, отражаясь друг в друге, образуют бесконечные коридоры. Но моего отражения там нет, словно я вампир.
— Ты несправедлива. В своих Царствах зоку могут делать все, что им вздумается. Ну а насчет другой работы, согласись, преступление — это единственный способ придать смысл нашему существованию. Кроме того, ты же настоящий самородок.
Ионные двигатели скафандра мягкими толчками приближают меня к узлу. Мне не следует торопиться: здесь достаточно много энергетических зон, где незащищенный человек может изжариться в одно мгновение. Благодаря метаматериалам скафандра непрерывный фотонный поток огибает меня. Я невидим и недостижим, призрак внутри машины, до тех пор, пока выдерживает костюм.
По моей команде скафандр выбрасывает невидимые щупальца, которые обхватывают узел. Гоголы-математики «Перхонен», оставшиеся далеко позади, усердно работают, чтобы внедрить в память устройства крохотный фрагмент квантовой программы, позволяющей нам отслеживать поток информации. Нам необходимо отыскать промежутки, определить период затишья, чтобы воспользоваться квантовым мозгом маршрутизатора в своих целях…
Происходит информационный выброс. Даже сквозь щиток шлема узел кажется ослепительным раскаленным солнцем. Гоголы-процессоры скафандра, специально настроенные разумы, буквально вопят. Внезапный жар обрушивается на мои руки, лицо и грудь.
Толчок выбрасывает меня из эпицентра информационной бури, и окружающий мир погружается в благословенную темноту: скафандр возвращается в рабочий режим. Я снова запускаю двигатели, но они глохнут, оставляя меня вращаться вокруг своей оси.
Бабочка-аватар отчаянно бьет крылышками в моем шлеме, выражая тревогу корабля.
— Я бы двигался еще
Я вытягиваю вперед руки, стараясь замедлить вращение, и молюсь, чтобы не столкнуться с узлом обработки. Стоит только усилить возмущения внутри маршрутизатора, и он вызовет сисадминов зоку. Хотя, если я не открою Ларец в течение нескольких часов, плевать я хотел на разозленных компьютерщиков зоку.
Мое тело вновь начинает процесс исцеления. Это выражается в легком головокружении и покалывании, словно по мне шныряют муравьи с ногами-иголками. Я и так еще не до конца восстановился: рука отросла не полностью, а после жесткого облучения синтбиотические клетки тела поражены мутациями и аналогом ракового заболевания. Хорошо хоть Миели предоставляет мне достаточный контроль, чтобы полностью подавлять боль. Единственной проблемой остается некоторое оцепенение, а в такой работе, как эта, оно недопустимо.
Защитный костюм с шипением избавляется от излишнего тепла. Жалобы гоголов в моей голове затихают до невнятного ропота, и системы скафандра сигнализируют о полной исправности. Я слизываю пот с верхней губы и втягиваю воздух, крепко стискивая в руке Ларец. Для того, чтобы открыть такую маленькую вещицу, должен быть более легкий способ.
— Кстати, я в полном порядке. Спасибо, что поинтересовалась, — бормочу я.