Квантовый вор, рассказы

Жан, о чем это ты толкуешь?

Бабочка в моем шлеме возбужденно бьет крыльями.

У меня немеют конечности. Миели воспользовалась удаленным контролем над принадлежащим Соборности телом. Но законами Ньютона она управлять не в состоянии — я продолжаю двигаться к Вратам.

Вот они передо мной, черные как грозовая туча. Сверкает вспышка. А потом я оказываюсь одновременно живым и мертвым.

— «Перхонен»? — шепчет Миели.

Бабочки-аватары «Перхонен» взлетают со своих мест и взвиваются вихрем, составляя аттрактор Лоренца. Затем мелькающая белая масса уплотняется и образует лицо.

— «Перхонен» здесь больше нет, — шелестят крылья.

Глава восьмая

ТАВАДДУД И СУМАНГУРУ[67]

База Соборности настолько велика, что в ней сохраняется собственный климат. Мелкий дождь внутри башни не столько падает, сколько висит в воздухе. Капли непрестанно двигаются, образуя странные фигуры, и Таваддуд все время кажется, что на границе поля зрения кто-то прячется.

Она поднимает голову и тотчас жалеет об этом. Вглядываться сквозь дождевую завесу все равно что смотреть вниз с вершины Осколка Гомелеца. Ее взгляд скользит по вертикальным линиям вплоть до слабо светящегося янтарем гигантского купола на высоте не менее километра. Купол выполнен из прозрачных волнистых панелей, поддерживаемых изогнутыми ребрами несущего каркаса и сходящихся в центре наподобие циркового шатра. Под самым сводом парят какие-то предметы, напоминающие воздушные шары. Поначалу их очертания кажутся Таваддуд беспорядочными, но затем то тут, то там проступают линии щеки, подбородка, бровей. Это лица, сотканные из воздуха и света, и они смотрят на нее пустыми глазницами…

Что я здесь делаю?

Джинны тоскуют по телам, это ей понятно. Но База является телом Соборности, разумной материей, плотью истинно бессмертных. Здесь повсюду гоголы — большие и маленькие, даже в дожде, в мельчайших пылинках, вокруг которых формируются капли.

Таваддуд вдыхает их, липких и маслянистых, с легким сладковатым запахом ладана. Капли оседают на ее одежде и коже, оставляют пятна на шелке. Влажная ткань сминается на талии. Крошечные божества портят тщательно уложенную прическу и стекают по шее.

Таваддуд дипломат. Что я скажу спустившемуся с небес богу, когда он появится? В голове мелькают второпях полученные сведения о Соборности и ее посланнике. «Простите, но ваши братья пролились на меня дождем».

Я считала себя такой умной. Может, Дуни права. Может, я гожусь только на то, чтобы ублажать джиннов?

Сестра вырвала ее из тяжелого тягучего сна, влетев в спальню в четыре часа утра. Дуньязада даже не взглянула на Таваддуд, а просто прошла к окну в форме замочной скважины, выходящему на крыши с отцовскими садами, распахнула портьеры и впустила утренний свет. Ее плечи едва заметно вздрагивали, но голос оставался бесстрастным.

— Вставай. Отец желает, чтобы ты сопровождала посланника Соборности, который будет расследовать смерть Алайль. Нам надо ввести тебя в курс дела и подготовить.

Таваддуд потерла глаза. Абу вызвал ковер, чтобы доставить ее домой, — как выяснилось, у него действительно имелись джинны-телохранители — и она сразу же рухнула в постель. От нее пахло потом и Бану Сасан, а кожа еще хранила отголоски теплых прикосновений Абу, поэтому Таваддуд улыбнулась даже Дуни.

— И тебе доброе утро, сестрица.