Циклическая ошибка,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да у нас даже трудового договора нет, если на то пошло…

— Отправка в лучший мир его гарантированно расторгает. И лучше нас туда отправят враги, чем друзья. И лучше позже, чем раньше.

Аня бросила взгляд на Лауру. Непроницаемо-черные глаза китаянки как всегда были глубокие и ничего не выражающие. Вернее, они, конечно, что-то выражали, но иногда Ане Гришу было легче понять, чем ее.

— Не могу поверить. Тебе правда это понравилось?

— «Это» — это операция или сумма на моем банковском счете?

Хорошая была постановка вопроса. Аня отвернулась к окну. Что тут было ответить?

— Судя по твоему внезапно погрустневшему лицу, Анья, ты получаешь какой-то солидный жизненный опыт.

— Вроде того. Я начинаю понимать, что люди вокруг меня воспринимают работу и долг куда более верно, чем я. До сих пор никак не могу соотнести количество нулей на счете с лояльностью.

— Это уж какое-то слишком сильное обобщение. Просто ты непрактична.

— И еще я думаю, что ближайшие полгода буду отдыхать.

— Без проблем. А все-таки не уходи. Мы друг для друга — счастливые талисманы. А удача — дама капризная. Второй раз такого подарка можем ждать долго.

Аня выдавила улыбку и кивнула, чувствуя неприятный холодок. Она как-то рассчитывала выйти из игры, как только на ее счету окажется сумма в миллион юаней. И только сейчас поняла, что это, пожалуй, первая ее работа, где желание уволиться не может быть осуществлено в одностороннем порядке. Лаура-то, наверное, простит. Но перед ней засвечены лица других агентов, один из каналов «бабушки Герды», какие-никакие курьеры Харриэт.

И у нее по-прежнему не было семьи, почти не было друзей — разъездная работа на пользу их с Лесей отношениям не пошла, да и из турнира «Сибирь. Возмездие» она, конечно, вылетела за непосещаемость — и, такими темпами, скоро не стало бы даже Гриши, вроде уж как константы констант. Хотя константой, пожалуй, были две тысячи юаней в месяц. А Гриша, при всех его директивах, все-таки был переменная.

— Знаешь, я, пожалуй, поживу с полгодика в Москве.

— Правильно. Твои грустные мысли — от многих полетов.

Аня не стала спорить, хотя ее грустные мысли, пожалуй, были следствием излишне веселой жизни.

8

В Бразилии она вытерпела буквально три дня, а потом плюнула на все и отправилась в Москву, в сырость и слякоть вступающей в свои права осени. Увидев родное серое небо и закованный в стекло и камень город в панорамных окнах аэропорта, чуть не разревелась от ностальгии. Села там же в кафе, выпить кофе. Пожевала какую-то шоколадку, думая, написать Лесе и Грише, что вернулась, или не отвлекать. Все же не факт, что для кого-то из них это стало бы хорошей новостью, если, конечно, для андроида имелась категория «хорошо»-«плохо». Леся вот тоже была занята, превращала пышек в крутышек. А чем она сама, Аня, была занята? Ник хоть пингвинов Сахары спасал, а ее уже даже глупости не занимали.

«Да что я, в конце концов, здесь делаю?»

Проблема была в том, что «здесь» менялось, вопрос оставался. Следовательно, к чертям все полетело не из-за географических координат, а по каким-то другим причинам.

Ну, право, не возвращаться же было в Сибирь, «стрелять за хороших». Это тоже была не ее мечта. А где, собственно, была ее? Когда она летала из окон и откапывала схрон с древними автоматами, мечта имелась. Она словно решала длиннющее математическое выражение, где-то в первых действиях допустила ошибку, а теперь смотрела на получающиеся вместо ответа жуткие дроби и думала, искать ли косяк или оставить все как есть, понятно же, что можно навалять глупостей еще в десятке мест на выбор, и шансов на красивое решение все меньше. Даже не потому, что времени на решение остается меньше — времени как раз было полно — а потому, что оставалось все меньше желания вообще приводить задачу в симпатичный вид. И так сойдет.