«Непредвиденное».
Джезе закрыл глаза и вновь, как во время разговора с Мишенькой, погрузился в воспоминания. В сладкие воспоминания о страстной встрече в соборе Тринадцати Пантеонов. Лицо любимой женщины, ее прикосновения, ее дыхание, ее тепло. Нет — ее жар. Нет! Не ее жар, а их. Их общий костер увидел Джезе и в очередной раз осознал, что сгорел тогда дотла. И Патриция сгорела. Только она знала, на что шла, а он — нет.
«Получается, она тоже тебя обманула!»
«Бедный, бедный Джезе…»
«Ужасно, когда нельзя никому довериться».
«Не слезы ли на его глазах?»
Они роились вокруг и зубоскалили. Ехидничали. Откровенно насмехались. Их якобы шутливые замечания становились все более дерзкими, однако уколы порождала не сила, совсем не сила. Духи Лоа понимали, что случившееся в соборе Тринадцати Пантеонов изменило Папу, однако до сих пор не смогли ковырнуть глубже, чем он позволял. Возможно, сейчас, после разговора со Щегловым, защита даст сбой и они узнают его нового? Того, которого боялся сам Джезе.
«Что ты нашел в этой девке?»
— В девке?!
Разъяренный Папа сдавил обнаглевшего духа в кулаке.
А в следующий миг осознал, что все невидимые твари Лоа замолчали.
А еще через секунду осознал, что сделал.
Защита пробита, и ошарашенные духи разлетелись, бросая испуганные взгляды на нового Джезе.
«Ты изменился…»
«Ты другой…»
— Там, в соборе, мы совершили невозможное, — тяжело объяснил Папа.
То ли себе, то ли плененному невидимке.
Патриция!
Их любовь, их костер, их пожар. Вершина, на которую они поднялись. Вершина, которой можно достичь только вместе, и только через костер.
Он стал другим. Не мог не стать и стал, однако долго, очень-очень долго не принимал перерождения. То ли боялся, то ли не был готов, то ли предвидел реакцию сил, служению которым посвятил свою жизнь.