– Смерти, – подсказала Элеонора.
– Ну, да, смерти.
– Скажи, а какой прок мне от моих знаний тогда, когда я уже не смогу ничего предпринять?
– Не знаю. Но закон говорит…
– Ой, да чихала я на твой закон. Я сейчас хочу знать, что мне полагается.
– Но я могу лишиться работы! – воскликнул Родионов.
– Не болтай ерунды!
– Если Вероника узнает…
– А кто будет говорить Веронике? Лично я не собираюсь.
Дворецкая поднялась и сделала шаг в направлении Родионова. Он отступил к окну. Ее кошачьи глаза сощурились, словно при виде добычи. Нотариус почувствовал себя неуютно. В довершение всего, исходящий от нее запах духов дурманил ему голову. В нем чувствовалось что-то животное, дикое и необузданное. Так, должно быть, пахнет хищник, крадущийся к жертве.
– Но, Элли, я правда ничего не могу сказать, – пролепетал он.
– Правда? – Она расстегнула верхнюю пуговку на блузке.
Он как завороженный уставился в вырез, где отчетливо виднелась ложбинка между грудями.
Она улыбнулась и расстегнула еще одну пуговку.
Николай Иванович сглотнул. Дворецкая наступала, оттесняя его к дивану. На расстоянии метра Родионов чувствовал жар ее большого красивого тела. Он зажмурил глаза, словно собираясь броситься в омут. Элеонора не позволила ему упасть. Диван оказался как нельзя кстати…
– Значит, говоришь, все в равных долях? – переспрашивала она, поглаживая чахлую растительность на его груди.
Он кивнул.
– А может так получиться, что все достанется мне?
– Только если на то будет воля наследодателя.
– Значит, Дворецкая может еще переписать завещание?