– Давай сюда, – взял на себя роль хозяина Дворецкий– младший. Он занялся бутылкой, Пирогов тем временем дал каждому по бокалу.
– Постойте-ка, – вспомнил вдруг Марк. – А как же эта… личный секретарь? Может, стоит ее подождать?
– Зачем? – спросила Тоня. В ее взгляде читалась ревность.
– Ну, для порядка, – пробормотал молодой человек.
– У нее есть дела и поважнее, – отрезала Элеонора, провожая Настю недобрым взглядом. Девушка как раз поднималась по лестнице с бутылкой воды в руках и неизменной сумкой с лекарствами.
– Обойдемся и без нее! – негромко произнес Влад.
Доктор отказался от комментариев. Он выглядел утомленным и каким-то нервозным. Должно быть, празднование юбилея Дворецкой далось ему нелегко.
– За что будем пить? – спросил Петр Алексеевич.
– Вообще на юбилее обычно пьют за здоровье виновника торжества, – насмешливо заметила Элеонора. – Или у тебя какие-то другие предложения?
– Что ты! – испугался муж и поднял бокал. – За здоровье Вероники Анатольевны!
– За здоровье Вероники! – подхватили нестройные голоса.
«Оно ей больше не понадобится», – подумал один из них, пригубив бокал. Красное вино казалось горьким.
В эту минуту наверху хлопнула дверь, и на площадку второго этажа выбежала взволнованная Настя. Ее лицо казалось неестественно белым. Она сжала руками перила.
– Там… – Ее голос прервался от волнения. – На помощь!
Оцепенение длилось секунды. Бокалы оказались на столе, а встревоженные люди кинулись наверх.
«Итак, все-таки это свершилось!» – вертелась в мозгу назойливая мысль, и даже шум поспешных шагов не мог заглушить лихорадочное биение одного сердца…
Дверь в спальню Вероники распахнулась, пропуская в комнату целую толпу людей. У порога все в нерешительности остановились. В святая святых, в опочивальню Дворецкой, до сих пор допускались только самые доверенные лица: старый доктор и Настя. Конечно, горничная была не в счет. Дети же Дворецкой уже и не помнили, как выглядит спальня матери. В их семье не были приняты поцелуи на ночь и долгие задушевные беседы на сон грядущий, когда, пользуясь темнотой и близостью мамы, можно было рассказать все, что угодно, поделиться сокровенным, спросить совета. И поэтому теперь, попав на запретную территорию, дети жались к двери, словно ожидая услышать гневный окрик Вероники.
Но сама хозяйка комнаты вряд ли могла выразить свое недовольство. Она лежала на ковре, скрючившись, уставившись в потолок стеклянным, бессмысленным взглядом. Дворецкая успела надеть ночную рубашку, и теперь ее босые ноги с безупречным педикюром выглядывали из-под расшитого кружевами подола.
– Вероника, голубушка, – бросился к ней Пирогов. Он встал рядом с телом на колени, потянулся руками к ее лицу, но потом отшатнулся, словно разглядел в знакомых чертах что-то страшное.
– Что происходит? – истерично выкрикнула Тоня. Она нашла рядом руку Марка и вцепилась в нее, ища поддержки.