Корваллис влюбился в Мэйв.
Это был такой же переход, как удар подголовником по затылку, когда тебе в зад въехала машина. Сказать, будто Корваллис ничего не заметил, значило бы солгать. Ощущение было сильнейшее. Однако тревожные мейлы от нервной системы, регистрирующей это в подвале, должны были долго пробиваться через спам-фильтры и средний управленческий уровень мозга. Могли пройти недели, прежде чем Корваллис Кавасаки, сидя в конференц-зале своей души, увидит на экране восьмифутовый пауэрпойнтовский слайд с категоричным сан-серифом: «ВЛЮБИЛСЯ В МЭЙВ». То, что он испытал сейчас, больше походило на легкий щелчок, с каким соединяются детали классно сработанного механизма.
Он надел наушники и принял вызов.
– Мэйв?
– Какой-то полный сюр, – объявила она. – Джонсы говорили с чертовой уймой ополоумевших родственников. Нервная семейка, я бы сказала.
– То есть вы примерно в курсе, что происходит.
– Я знаю, что происходит в их маленьких головенках. – Те же слова в устах айтишника прозвучали бы до неприличия высокомерно, но у нее получилось скорее добродушно-ворчливо.
Главным образом Корваллис испытывал сейчас радость от того, что он – единственный в мире, с кем Мэйв может говорить. Чувство было неуместное и несуразное. Он с другими людьми, но, по сути, один в частном самолете. Она с другими людьми, но, по сути, одна на рафте в тридцати тысячах футов под ним (самолет уже начал снижаться).
– Они хотят свалить? – спросил он.
– Что?
– Сколько должен был продолжаться сплав?
– Три дня. Две ночевки. Мы заканчиваем на другом конце парка.
Корваллис догадался, что она имеет в виду Каньонлендский национальный парк.
– И вы еще не в парке?
– Не совсем. Остановились на косе для перекуса и бесконечных телефонных разговоров.
– Они хотели бы сейчас прекратить сплав? И вернуться к ополоумевшим родственникам?
– Вообще-то удовольствие испорчено напрочь. Они не смогут радоваться сплаву в следующие три дня.
– Да, и коли так, есть поблизости от вас посадочная полоса?
Оба ее ответа оказались положительными: да, Джонсы хотят свалить, и да, поблизости есть посадочная полоса на ранчо. Через полчаса самолет уже стоял на этой полосе. Спуск и посадка показались Корваллису вполне обычными, но, когда самолет остановился, Ленни хлопнул ладонью по раскрытой ладони Фрэнка. Бонни выглянула в дверной иллюминатор и не стала надевать туфли на каблуке. Она открыла дверь, опустила трап и приготовилась подать Корваллису плащ. Салон наполнился запахом полыни.
Корваллис надеялся на что-то аутентично сельское, но ранчо переоборудовали для приема туристов, и первым делом он увидел сувенирный киоск, сейчас без продавца. Ветер пронес мимо настоящее перекати-поле – Корваллис едва поверил своим глазам. Полосу проложили на дне высохшего озера, между внушительными останцами, окруженными грудами каменных обломков. Наверное, потому-то пилоты друг друга и поздравляли.