Схизматрица Плюс

Мурасаки все еще медлила, вопросительно глядя на него.

– Вы уж не взыщите, что я так глазею, – сказал Линдсей. – Вы так напоминаете мне вашу мать…

– Господин канцлер, а вы – правда, он? Тот самый Абеляр Линдсей, бывший любовник моей матери?

– Да, мы с Кицунэ были дружны.

– А во мне, правда, очень много от нее?

– Клоны – самостоятельные люди, – мягко сказал Линдсей. – Когда-то, в Совете Колец, у меня была семья. Мои согенетики – то есть дети – были клонами. И я любил их.

– Не думайте, что я – просто кусок стены. Клетки стены бедны хромосомами. Химерные бластомы… Стена не совсем человечна, не как изначальная плоть Кицунэ. Или моя. – Она испытующе заглянула в его глаза. – Вы не против начать с разговора со мной? Я вас не утомляю?

– Вовсе нет.

– Прежде мы, стенорожденные, сталкивались с препятствиями. Некоторые иностранцы считали нас монстрами. – Она вздохнула. – А мы, скорее, немного скучноваты.

– Вы полагаете? – сочувственно спросил он.

– Вот в Царицыном Кластере не так. Там же так весело и интересно, да? Постоянно что-то происходит. Пираты. Постлюди. Перебежчики. Инвесторы. Я иногда смотрю фильмы. А как мне нравится ваша одежда!

– Она гораздо красивее на расстоянии, – улыбнулся Линдсей. – Цикады одеваются по социальному положению. Иногда процесс занимает не один час.

– Вы просто предубеждены, господин канцлер Линдсей. Недаром вы изобрели раздевание в обществе.

Линдсей моргнул. Что же это такое?! Теперь он никогда и нигде не избавится от этого ярлыка?!

– Я видела в пьесе, – пояснила девушка. – «Интрасолар» из Голдрейха приезжал на гастроли. Играли «Жалость к тварям земным» Фернанда Феттерлинга. Там герой в кульминационный момент срывает с себя одежду.

Линдсей был огорчен и раздосадован. С тех пор как Феттерлинг сделался дзенским серотонистом, его пьесы вконец утратили былую энергию. Он рассказал бы об этом девушке, но слишком уж жаль было Феттерлинга. Что за трагическая судьба! По политическим причинам Феттерлинг долгие годы оставался неличностью, и Линдсей не осуждал драматурга, выбравшего покой за любую цену.

– В наши дни это не очень принято, – сказал он. – Утратило всякий смысл. Порой люди раздеваются лишь для расстановки акцентов в беседе.

– Я думала, это чудесно… Хотя на Дембовской обнаженность почти ничего не значит… Но не мне рассказывать вам о пьесах. Ведь это вы создали «Кабуки Интрасолар»?

– Не я. Федор Рюмин.

– Кто это?