Вместо этого кто-то дернул его за ноги, затаскивая еще глубже. Стало совсем темно, в животе возникла пустота от ожидания неминуемого падения, но падения не было.
Он почувствовал, что лежит на ровной, слегка вибрирующей поверхности. Рядом кто-то шумно дышал. Было темно.
— Кто здесь? — вырвалось у него, и он сам удивился, до какой степени у него может быть испуганный голос.
Светлее не стало, но окружающие предметы обозначили себя. Их было видно, словно в голове включили ПНВ.
Он увидел, что лежит навзничь со сложенными на груди руками в комнате, захламленной неизвестно чем. У стен возвышались массивные предметы, задрапированные темной тканью. Словно декорации в авангардистском театре.
Рядом в таких же позах лежали трое его спутников. Шумное дыхание, так перепугавшее его в начале, принадлежало снайперу.
Стас подошел к нему и осторожно дотронулся, спрашивая, как это принято у американцев:
— Ты в порядке?
Вместо ответа Фарклоу проговорил, не открывая крепко зажмуренных глаз:
— Мне нельзя здесь быть.
— Это почему же?
— Я убивал людей, я грешен.
— Что за бред? Ты может, глаза-то откроешь?
— Мне нельзя смотреть, он разозлится.
Подоспела помощь в виде оклемавшегося Карадайна.
— Встать! — гаркнул он. — Возьми себя в руки, сынок. Ты просто устал.
Эдди, наконец, открыл глаза, вид которых Стасу не понравился: бегающие, с кровяными белками.
— Голова болит, — пожаловался Фарклоу. — Он на меня давит.
— Да кто он?
Он указал пальцем в никуда. Или на все.