— Плохи дела.
— Почему?
— Ищейки. Их там было целое полчище.
— Подайте, благородный господин!.. Ты проглотил записку?.. Подайте во имя ваших родителей!
— Конечно!
— Держи миску! — Баслим сам стал на руки и одно колено и пополз прочь.
— Пап! Давай я тебе помогу.
— Оставайся на месте.
Торби остался, обиженный тем, что отец не захотел выслушать его рассказ. После наступления темноты он поспешил домой. Баслим сидел на кухне среди вороха барахла и нажимал кнопки диктофона и проектора одновременно. Торби взглянул на проецируемую страницу и отметил, что текст написан на непонятном ему языке, а в каждом слове — семь букв, не больше и не меньше.
— Привет, пап! Сделать ужин?
— Тут негде… и некогда. Поешь хлеба. Что произошло сегодня?
Уминая хлеб, Торби рассказал ему о своих приключениях. Баслим только кивнул.
— Ложись. Придется опять гипнотизировать тебя. У нас впереди длинная ночь.
Материал, который диктовал Баслим, состоял из цифр и бесчисленных трехсложных слов, в которых мальчик не видел смысла. Легкий транс принес приятную сонливость, и слышать голос Баслима, доносящийся из диктофона, было тоже приятно.
Во время очередного перерыва, когда Баслим приказал ему проснуться, Торби спросил:
— Пап, для кого все эти послания?
— Если у тебя будет возможность передать их, ты узнаешь, не сомневайся. А возникнут сложности — попроси погрузить тебя в легкий транс, и все вспомнится.
— Кого попросить?
— Его. Неважно. А теперь засыпай. Ты спишь, — старик щелкнул пальцами.
Диктофон продолжал бормотать. У полусонного мальчика появилось ощущение, что Баслим куда-то уходил и только что вернулся. Протез его был пристегнут, что весьма удивило Торби: отец надевал его только дома. Затем до него донесся запах дыма, и он рассеянно подумал, что на кухне что-то горит и надо пойти проверить. Но он был не в силах даже шевельнуться, и бессмысленные слова продолжали вливаться ему в уши.