— То есть?
— Видишь ли, ученые, которым довелось изучать Джуббул, общались в основном с высшей знатью планеты. О жизни рабов они могли судить… ну, скажем, поверхностно, а не изнутри. Понимаешь?
— Верно, — кивнул Торби, — и если вам захочется узнать о жизни рабов побольше, то я к вашим услугам.
— Ты был рабом?
— Теперь я свободный человек. Мне следовало сказать вам раньше, — проговорил он, ощущая некое неудобство и даже опасение, что новообретенный друг, узнав о его социальном происхождении, отнесется к нему с презрением.
— Что ты! Да я счастлива узнать об этом! Торби, ты просто кладезь сокровищ! Слушай, милый, мне нужно бежать, я опаздываю. Ты не будешь возражать, если я к тебе вскоре загляну?
— Ну что вы, Маргарет! — И он честно добавил: — Ведь мне все равно больше нечего делать.
Этой ночью Торби спал на своей новой чудесной кровати. Все утро он провел в одиночестве, но не скучал, так как у него появилась масса игрушек, с которыми он мог забавляться. Он извлекал предметы и вновь заставлял их прятаться, восхищаясь тем, как удобно и компактно все устроено. «Чтобы придумать все это, нужно прямо-таки дьявольское хитроумие», — подумал он. Баслим говорил, что магии и волшебства не существует, но Торби забывал о его словах, видя перед собой настоящее чудо.
Он уже в шестой раз раскладывал койку, когда раздался пронзительный вой, от которого Торби едва не выпрыгнул из башмаков. Это был звук корабельной сирены, возвещавшей учебную тревогу и призывавшей всех занять свои места, но Торби об этом не знал. Уняв сердцебиение, он приоткрыл дверь и выглянул наружу. По коридору сломя голову бежали люди.
Мгновение спустя их и след простыл. Мальчик вернулся в каюту и попытался привести в порядок свои мысли. Вскоре его острый слух уловил, что мягкое шуршание вентиляторов стихло. Но Торби не знал, что ему делать. Он должен был сейчас прятаться в особом помещении вместе с детьми и теми, кому не полагалось участвовать в боевых действиях, но не ведал об этом.
Поэтому он просто ждал.
Снова взвыла сирена, но на сей раз вой сопровождался звуком рожка, и опять по туннелям помчались люди. Тревога повторялась снова и снова: экипаж отрабатывал ситуации поражения рубки, пробоины, отказа энергосистемы, отказа системы подачи воздуха, радиационной опасности — все приемы, которые обычно предлагаются космонавтам во время учений. Затем отключилось освещение и исчезло искусственное поле тяготения, и Торби испытал ужасное ощущение свободного падения.
Вся эта непонятная сумятица продолжалась достаточно долго, и наконец мальчик услышал звук отбоя, а вентиляционная система вновь заработала нормально. Никому даже в голову не пришло побеспокоиться о Торби; старая женщина, командовавшая небоеспособным населением корабля, забыла о каком-то фраки, хотя пересчитывала по головам даже животных, находящихся на борту.
Сразу же после тревоги Торби вызвали к старшему офицеру.
Человек, открывший его дверь, схватил мальчика за плечо и вытащил наружу. Поначалу Торби был слишком ошарашен, чтобы сопротивляться, но, пройдя несколько шагов, взбунтовался: он был сыт по горло подобным обращением.
Чтобы выжить в Джуббулпоре, он был вынужден научиться приемам уличной драки; однако этот его противник явно изучал боевое искусство, построенное на научных основах и самообладании. Торби все же изловчился и нанес один-единственный удар, после чего был прижат к переборке с вывернутым и едва не сломанным запястьем.
— Прекрати дурить!
— А куда ты меня тащишь?
— Я сказал, прекрати эти глупости! Тебя вызывает старший офицер. Не зли меня, фраки, или я выбью мозги из твоей башки!
— Я хочу видеть капитана Краузу!