Уже успевший подняться на ноги и приведший себя в относительный порядок, Альберт хмуро огрызнулся:
– Нет у меня никакого подарка для тебя.
– Как нет? – опешила девица, явно не ожидавшая такой наглости. – Да он же у тебя в кармане! Ты мне сам показывал краешек, когда уговаривал.
– Это я тебя уговаривал? – возмутился баварский дворянин. – Да ты рехнулась, ей-богу! Зачем мне тебя уговаривать, когда ты мне весь вечер глазки строила? А насчет подарка я тебя обманул, нет у меня ничего.
Девица уже готова была вскочить и вцепиться в волосы обидчику, но в ситуацию вмешался Франц. Ему вдруг стало любопытно, что за подарок на самом деле посулил брат этой девушке.
– Что там у тебя? – запальчиво сказал он. – Ну-ка, покажи! А говорил, что с собой ничего не взял из дома!
В одно мгновение он выхватил из кармана Альберта не слишком глубоко запрятанный туда синий шелковый нашейный платок. Что это? Откуда?
А, вот и вышитая на платке монограмма. Наверняка ее вышивали тонкие руки какой-нибудь благородной барышни. Но что это?
– Да это ведь герб баронов Тиглиц! – изумленно воскликнул Франц, окончательно развернув богато украшенный вышивкой платок. – Откуда он у тебя?
А в сердце внезапно закралась ужасная мысль: неужели этот платок, вышитый прекрасной Фридегунд, она сама и подарила брату? Неужели Фридегунд тайно влюблена в Альберта? В этого похотливого мерзавца?
Она сидела у окна в своем замке на горе и старательно, с любовью и нежным чувством вышивала этот платок и подарила его Альберту. А что же он? Эта бесчувственная скотина готова была подарить такое сокровище первой попавшейся трактирной девке за минутное удовольствие в чулане на мешках с углем!
Сердце Франца готово было разорваться от разочарования в жизни. Молча, не глядя друг на друга, братья поднялись на второй этаж в свою комнату. Впрочем, Альберт оказался не совсем уж конченым человеком, потому что стоило им запереть дверь и остаться наедине, как он, потупив голову и сопя, сказал:
– Слушай, брат! Конечно, я негодяй, но ведь только вожделение движет моими поступками, и ты должен простить меня. А платок этот Фридегунд попросила меня передать тебе. Она как-то догадалась о том, что я скоро увижусь с тобой и…
Альберт рассчитал все правильно. Конечно, услышав такое, младший брат обиделся на него еще сильнее, но, с другой стороны, известие о том, что прекрасная Фридегунд послала ему платок и, таким образом, сделала ему благородный намек на свое расположение, потрясло юношу. Теперь он, как настоящий герой рыцарских романов и старинных песен, может идти сражаться на войну, имея на руке повязанный шарф от дамы своего сердца!
Чем ближе к северу, тем становилось неспокойнее на большой дороге. Совсем не случайно братьев задержали в Лейпциге и доставили на допрос к ратману – в землях севернее города частенько шалили банды разбойников.
Ратман тогда отпустил их: Альберт и Франц показались ему неопасными. Ратман поверил их рассказу о том, куда и зачем они направляются из родных мест.
К Францу вообще не могло быть никаких претензий: он предъявил выправленные бумаги о том, что он – дворянский сын, идущий наниматься на военную службу. Что же касается Альберта, то по закону ратман должен был задержать его и отправить домой. Но больно уж ратмана позабавила история о том, как Альберт не захотел стать монахом и бежал из дома.
Религиозные войны к этому времени уже закончились, и все германские государства так или иначе присоединились к общему соглашению о взаимном непреследовании католиков и протестантов. Ушли в прошлое времена, когда в Лейпциге могли спокойно убить забредшего сюда католика, а в Баварии – отправить на костер еретика-протестанта. Народы германских государств уже успели устать от взаимного озлобления на религиозной почве. И все же старинные предрассудки продолжали владеть умами.
Альберт – бежавший из дома кандидат в монахи, вызывал в протестантском Лейпциге покровительственный смех и даже симпатию.
– Ага, не захотел стать папистом, сынок? – засмеялся ратман, услышав правдивую историю Альберта. – У тебя открылись глаза, и ты увидел истину?