Царский пират

– Жалко, что добро пропадает, – сказал Ипат, моргая единственным глазом, в котором отражалось пламя горящей галеры. – Если бы продать, много денег можно получить – галера-то хорошая.

Конечно, с одноглазым канониром можно было согласиться, но в морском воинском промысле такое неосуществимо. Когда еще продашь корабль в условиях войны, при враждебном окружении? А таскать за собой по морю пустое судно хлопотно. Да и кому продашь: до Сан-Мало с его перекупщиками далеко, а здесь, в северной части Варяжского моря, кругом одни только враждебные гавани. Стоит зайти туда «Святой Деве» – и боя не миновать.

Рассыпая снопы искр, с охваченными огнем мачтами галера медленно удалялась в наступившую вечернюю темноту, как плывущий по морю огромный факел.

Праздник удался на славу. Ингрид с Лембитом выкатили из трюма несколько бочонков с пивом, и еще один – с крепким напитком, захваченным на ливонской галере. Жидкость эта обжигала с непривычки гортань, была мутноватая и обладала совершенно отвратительным запахом. Привыкшие уже к запаху виски люди морщились и остерегались пить: к виски они привыкли, но эта жидкость была не менее крепкой, однако характер ее запаха невозможно было определить. К тому же виски – прозрачный напиток, а этот – мутный.

Хлебнув из кружки и поперхнувшись, Степан вопросительно посмотрел на Ингрид. Та отрицательно покачала головой: отец никогда не привозил такого из чужих стран, да и у Хагена подобного не водилось.

Усмехнувшись, помотал головой и Марко Фоскарино.

– Не знаю, что это, – заметил он. – В Венеции и во всем цивилизованном мире пьют вино или пиво на худой конец. Британцы делают виски, но такого я никогда не пробовал.

Ситуацию разрешил неожиданно баварский дворянин, увидевший возникшие затруднения. Выпив половину своей кружки одним махом, Альберт фон Хузен пояснил:

– Это называется шнапс. Крестьяне выкуривают его из фруктов – яблок или груш. А к запаху просто нужно привыкнуть. Конечно, это напиток не для благородных господ.

С этими словами Альберт долил себе еще шнапса и залпом выпил снова. Годы, проведенные за учебой в университете, закалили его основательно…

Но шнапс оказался не единственным продуктом, который русские моряки увидели впервые. Среди продуктов с захваченной галеры оказались некие круги, похожие на толстых свернувшихся змей. Правда, запах был хотя бы понятен – он напоминал копченое мясо.

– Это колбаса, – пояснила Ингрид. – В Швеции колбасу тоже делают. Берется мясо, перемалывается, а затем засовывается в перемолотом виде в кишку и в таком уже виде коптится.

– Диковинка, – промолвил Лаврентий, вертя в руках отрезанный кусок колбасы и разглядывая его с недоверием. – А зачем же мясо перемалывать? Для чего портить мясо?

Впрочем, когда шнапса оказалось выпито уже достаточно, моряки смогли есть и диковинную колбасу. Новые члены команды постепенно начали чувствовать себя свободнее, разговорились. Среди бывших галерных гребцов оказались поляки, с которыми русские могли разговаривать, да и остальные, даже не понимая языка друг друга, находили возможность объясняться между собой.

Только Франц с Альбертом держались отчужденно, стараясь быть поближе к Степану и сотнику Василию. Их пугала непонятная обстановка русского корабля, чужая речь, да и сам факт братания людей из разных социальных групп. Баварским дворянам было непонятно, как и почему капитан корабля сидит рядом и чокается кружкой с боярским сыном. А простой матрос чокается с капитаном…

Уже немного освоившись и поняв обстановку, Франц шепнул брату, что следует держаться поближе к Василию – он боярский сын, то есть граф. А если так, то, вероятно, он имеет право посвящать в рыцари, и посвящение будет действительным. Услышав это, Альберт важно кивнул, соглашаясь. Да, на всякий случай это следовало иметь в виду…

Веселье было в самом разгаре. На палубе медленно плывущего брига горели факелы, и люди сидели вокруг составленных бочек, на которых было разложено угощение. Дул свежий ветер, постепенно, с наступлением ночи становящийся ледяным, но тепло одетые моряки не обращали на это внимания. Да и шнапс разогрел их как следует.

В этот момент стоявший у штурвала Демид вдруг страшно закричал. Он всматривался в ночную темноту перед носом идущего корабля и внезапно увидел надвигающуюся громаду. Демид не умел управлять кораблем, и его поставили у штурвала лишь по одной причине: он страдал животом и воздерживался от питья спиртного, так что пировать ему было незачем. А Степан по карте точно знал, что никаких препятствий на пути брига не будет еще долго – ни островов, ни рифов, ни берегов. Задача у Демида была самая простая: держать штурвал прямо и глядеть во все глаза вперед, чтобы не налететь на другое судно, если оно вдруг ненароком встретится в ночной темноте.

Ночью в море страшны не другие корабли – их можно увидеть по зажженным фонарям на носу и на корме, а именно берег, рифы, острова. Там-то фонарей не горит.

И вдруг прямо перед носом «Святой Девы» возник остров!