Гайдзин

– Малкольм?

Вздрогнув, он пробудился. Анжелика сидела подле кровати и улыбалась ему; ее пеньюар из голубого шелка был богатым и пристойным. Сон растаял, остались лишь угроза и обещание, которые несло с собой ее тело и которые не затухая пульсировали в его подсознании.

– Я… о, я заснул, моя дорогая, но сон был о тебе.

– В самом деле? И что тебе снилось?

Он нахмурился, силясь вспомнить.

– Забыл, – произнес он, улыбаясь ей с подушки. – Помню лишь, что ты была прекрасна. Мне очень нравится твой пеньюар.

Она весело закружилась, чтобы он мог получше его рассмотреть.

– Его сшил тот портной, которого Джейми нашел для меня по твоей просьбе! Mon Dieu, Малкольм, я… мне кажется, он просто чудо… я заказала ему четыре платья, надеюсь, ты не будешь возражать… о, спасибо! – Она наклонилась и поцеловала его.

– Погоди, Анжелика, погоди секундочку. Смотри! – Он осторожно поднялся, превозмогая боль, убрал обе руки, на которые опирался, и протянул их ей.

– Это замечательно, chéri, – восхищенно воскликнула она, беря его руки в свои. – Ах, мсье Струан, я думаю, мне следует позаботиться о том, чтобы меня постоянно сопровождала горничная и я никогда больше не оставалась одна в вашей спальне.

С улыбкой она шагнула ближе, бережно положила руки ему на плечи, позволила его рукам обнять ее за талию и поцеловала его. Ее поцелуй был легким, сулил многое и ускользнул от его настойчивого требования большего. Без всякой задней мысли она коснулась поцелуем его уха, потом выпрямилась и не стала убирать его голову, которая покоилась у нее на груди, эта близость доставляла ей удовольствие – ему еще большее: мягкий шелк, с этим сверхъестественным, ни на что не похожим, особым теплом под ним.

– Малкольм, ты по-настоящему, по-настоящему серьезно решил, что хочешь жениться на мне? – Она почувствовала, как его руки сильнее сжали ее, а лицо дернулось от боли.

– Конечно. Я же столько раз тебе говорил.

– А как ты думаешь, как ты думаешь, твои родители… пардон, твоя матушка, она одобрит наш брак, да? О, я так надеюсь на это.

– Да, о да, она одобрит, одобрит обязательно.

– Можно мне написать папе? Я бы хотела рассказать ему.

– Разумеется, напиши когда захочешь, я тоже напишу ему, – хрипло произнес он, утонув с головой в ее нежности. Он поцеловал шелк ее пеньюара – желание заставило его забыть о приличиях, – потом еще раз, горячее, и едва не выругался вслух, когда почувствовал, как она отстранилась, прежде чем это зашло слишком далеко. – Извини, – пробормотал он.

– Твое «извини» излишне, как и всякое англосаксонское чувство вины, моя любовь. Между нами это ни к чему, – мягко сказала она. – Я тоже хочу тебя. – Затем, следуя своему плану, она поменяла настроение, полностью владея собой, заражая его своим счастьем. – Теперь я превращаюсь в сестру Найтингейл.

Она взбила ему подушки и принялась поправлять постель.

– Сегодня мсье Сератар дает французский ужин, а завтра он устраивает вечеринку для всех. Андре Понсен дает маленький концерт из фортепианных произведений Бетховена – мне он нравится гораздо больше Моцарта, – будет также Шопен и новая пьеса одного молодого человека по имени Брамс. – За окном зазвонил церковный колокол, созывая прихожан на утреннюю службу, почти тотчас к нему присоединились другие; нежнее и мелодичнее остальных звучал колокол католической церкви. – Ну вот, – сказала она, помогая ему удобно лечь. – Сейчас я отправляюсь делать свой туалет и вернусь после мессы, когда тебе тоже сделают туалет.