– В чем дело?
– Я… Мне показалось, я услышал какие-то крики.
Бебкотт напряг слух, но все как будто было тихо.
– Давайте дальше про маньчжуров.
– Ну… э-э… это восстание тайпинов. По слухам, за последние несколько лет были убиты или умерли от голода свыше десяти миллионов крестьян. Однако в Пекине все спокойно, – конечно, сожжение и разграбление Летнего дворца британскими и французскими войсками два года назад по приказу лорда Элджина как воздаяние за зверства тоже явилось для маньчжуров уроком, который они не скоро забудут. Теперь они знают, что убийство британских подданных уже не сойдет им с рук. Наверное, сэр Уильям и здесь отдаст такой же приказ. Об ответных мерах.
– Если бы мы знали, против кого эти ответные меры проводить, уже давно бы начали. Но против кого? Нельзя же обстреливать Эдо из орудий только потому, что несколько неизвестных убийц…
Их прервали сердитые голоса за дверью: грубоватый английский сержанта и чей-то гортанный японский, споря, перекрывали друг друга. Затем дверь в операционную распахнулась, и они увидели самурая, а позади него еще двоих, которые грозно смотрели на сержанта, наполовину вытащив мечи из ножен. Два гренадера с ружьями на изготовку стояли в проходе. Четвертый самурай, старше остальных годами, вошел в комнату. Тайрер вжался спиной в стену, холодея от ужаса и заново переживая смерть Кентербери.
–
– Есть, сэр. – Помогая себе жестами, сержант пригласил самураев следовать за ним; те сердито затараторили между собой. –
Старший самурай повелительно махнул рукой остальным и степенно двинулся за сержантом. Те тут же поклонились и поспешили следом.
Бебкотт неуклюже вытер каплю пота с подбородка тыльной стороной ладони и вернулся к работе; голова ныла, спину и шею сильно ломило.
–
– Я… со мной все в порядке.
– Нет, не в порядке. Вы все еще в шоке. Плесните себе побольше. Пейте маленькими глотками. Как только я закончу, я дам вам чего-нибудь, чтобы вас больше не тошнило. Вам-не-о-чем-бес-покоиться! Понятно?
Тайрер кивнул. По его лицу вдруг побежали слезы, которые он не мог остановить, и, едва отойдя от стены, он обнаружил, что с трудом переставляет ноги.
– Что… Что это со… мной? – всхлипнул он.
– Просто шок, не переживайте. Это пройдет. На войне это нормальное явление, а мы здесь на войне. Я скоро закончу. Потом мы разберемся с этими сукиными детьми.
– А как… как вы будете с ними разбираться?
– Не знаю. – В голосе доктора появилась натянутость. Он промокнул кровь с раны свежим квадратиком белой ткани из быстро убывающей стопки – шить оставалось еще много. – Полагаю, как обычно. Буду размахивать руками и кричать им, что наш посланник устроит им кровавую баню. Попробую выяснить, кто на вас напал. Они, разумеется, заявят, что знать ничего не знают о случившемся, что, вероятно, будет правдой, – у меня такое чувство, что они вообще никогда ничего ни о чем не знают. Они не похожи ни на один другой народ, с которым мне приходилось встречаться. Уж не знаю, что это: глупы ли они как пробки или умны и скрытны до степени гениальности. Мы оказываемся не в состоянии проникнуть в их общество – наши китайцы тоже, – у нас нет союзников в их среде; сколько мы ни стараемся, мы не можем подкупить никого из них, чтобы он помогал нам. Мы даже не можем говорить с ними напрямую. Мы все так беспомощны. Ну как, вам лучше?
Тайрер выпил немного виски. Перед этим он, сгорая от стыда, вытер слезы, ополоснул рот и окатил голову водой.