Он снова здесь

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ради вас что угодно, мойфюрыр!

Я отправился в путь. Шофер доставил меня в студию, где уже ждала Дженни, встретившая меня криком:

– Привет, дядя Ральф!

Я уже перестал ее поправлять, отчасти потому что она, видимо, придумала себе такую шутку длительного применения. За последние недели я побывал дядей Ульфом, а также дядей Гольфом и Торфом. Я не был уверен, смогу ли рассчитывать на нее, когда дойдет до суровых трудностей, однако в дальней перспективе ее легкомыслие грозило моральной порчей, так что в голове я уже поставил заметку. Если такие манеры не сменятся после первой волны арестов, она будет кандидатом для второй. Я, конечно, не подавал вида, пока она сопровождала меня в гардеробную, где ждала госпожа Эльке.

– Прячьте пудру, идет господин Гитлер, – рассмеялась та. – Сегодня большой день, как я слышала?

– Смотря для кого, – сказал я и уселся в кресло.

– Мы в вас верим.

– Гитлер – наша последняя надежда, – задумчиво произнес я. – Прямо как раньше на плакатах…

– Ну, это, пожалуй, перебор, – сказала она.

– Если перебор, уберите, – забеспокоился я, – не хочу выглядеть клоуном.

– Я имею в виду… Да ладно. С вами работы немного. Мужчина с чудо-кожей. Идите и покажите им, где раки зимуют.

Я прошел за кулисы, ожидая, пока Визгюр меня объявит. Он проделывал это все более неохотно, но надо признать, что для постороннего человека эта неохота была совершенно незаметна.

– Дамы и господа! Для мультикультурного равновесия предлагаем взгляд на Германию глазами немца: Адольф Гитлер!

Меня встретили восторженные аплодисменты. Выступать становилось с каждой передачей все проще. Сложился своего рода ритуал, как раньше во Дворце спорта. Безграничное ликование, которое я своей убийственной серьезностью превращал в абсолютную тишину. Лишь тогда, в напряженности, возникающей между ожиданием толпы и железной волей индивидуума, я брал слово.

– В последнее время…

мне многократно…

приходилось читать…

о себе…

в газете.

Да, я привык к лживой либеральной прессе.