– Зачем власть тогда нужна? – не понял я.
– Несознательный ты… – махнул рукой вольнопер.
Ну, вот Совет всё и решает. Приходит приказ, положим: атаковать, а Совет и постановляет: в атаку не ходить – и вся недолга. Если решит иначе, что, конечно, вряд ли, Пецулевич нас в атаку поведет. Как по мне, для таких резолюций ума надо немного. При вольнопере завсегда двое заезжих из петроградского гарнизона, а сам он так и шастает в австрийские окопы. Говорит, что ходит брататься, пропагандировать свою коммунию среди австрияк – а там кто его знает.
В войске разговоры ведутся:
– Домой надобно. Хлеб сеять, баб тискать.
Причем рвутся домой всё больше те, у кого и с хлебом и с бабами до войны не очень было. Как говорится: от работы кони дохнут, да и им рисковать ни к чему.
На фабрике за мной никто не скучал, кроме напильника и рейсмуса. Да и встретил недавно земляка, то рассказал, что нынче на фабрике и работы нет – всё митинги.
В июльские дни, когда в Петрограде-городе началась очередная кровавая буза, вольнопер стал воду мутить:
– Надо идти в народ, будь он проклят! – сказал. – Двинемся в Петроград, яростно постоим за революцию, попоем «Интернационал».
– Никак невозможно, – ответил Пецулевич. – Мы на фронт поставлены.
Ругались они до крика, так что в австрийских окопах, верно, слышали.
Я за спором со стариком издаля наблюдал. Кому как, а мне в Петроград не хотелось. Чего я там не видел? Ничего я там не видел, да и не стремился. На войне всё просто: здесь наши окопы – а там их. А в столицах, говорят, октябрист совершенно не отличается от кадета.
Спор, меж тем, ударом приклада прервал один из подручных вольнопера, сшиб Пецулевича с ног. Произведенный к тому дню в подпоручики Пецулевич остался лежать, харкая кровью и выбитыми зубами, а вольнопер с товарищами ушел.
– Погубит он нас, – сказал старик, сжимая берданку.
Я на небо посмотрел – туда, где боженька на облаке должен сидеть. Но облаков не увидел, зато аэроплан летел – уж не разобрать чьей системы. Я даже залюбовался. К летчикам в войсках отношение двоякое: с одной стороны, покамест мы грязь месим, они в чистом по небу порхают, с земли их попробуй сбей, зато сами могут и бомбу сбросить и флашетту. С другой, я полагаю, не столь они уж и неуязвимы: крыло отвалится или аппарат загорится – и не спасешься в небе.
– Так что скажешь-то? – старик напомнил. – Упаси нас господь от Петрограда.
– Бог у нас уже старенький, полуглухой, все молитвы не слышит, – отвечаю.
– А ну мне! Не святохульствуй здесь! – старик говорит. – А может, я его из берданки-то шлепну?
– Да нет, у меня другая мысль есть. Должны мы Господу помочь.
И тем же вечером при всех подошел я к вольноперу, говорю:
ebooksa