У обелиска

22
18
20
22
24
26
28
30

– «Уголек-3», вас понял. Приказываю атаковать бомбардировщики. Повторяю, атаковать! Как поняли, прием?

Степан облизал пересохшие губы. Тут-то они все и кончатся. Атаковать превосходящую их числом в два раза группу «мессершмиттов» снизу – это верная гибель.

– К вам идут соседи, поднимаются, скоро будут, тяните время. Не дайте им бомбить прицельно!

И второй, сразу узнанный им голос.

– Слушай меня, «Уголек»! Они идут к эсэсовскому плацдарму, нашим там сейчас очень тяжело. Очень! Что хочешь делай, шахтерская твоя душа, но не дай им прицельно пробомбить нашу артиллерию. Это сразу эсэсманам передышку даст, понял? Понял, я спрашиваю?

– Так точно, «Печка». Я понял.

– Тогда работай. Дотяни до «Яков», я тебя прошу! Не дай им…

Треск в рации съел остаток фразы, но Приходько понял все и так. С ребятами из 203-й ИАД они не раз пересекались в небе: их дивизия воевала целиком на «Яках», и воевала славно. На четырех с половиной километрах им будет трудно, но на них все равно можно было рассчитывать… Если доживешь.

Все это время он набирал высоту, внимательно следя за значениями ТЗТ-5, указателя температуры двигателя и масла. И за немцами, конечно. Земля была совершенно права, «Юнкерсы» наверняка тянули туда, где решается сейчас и будет решаться завтра судьба сражения. К Веселому, или к Прохоровке, или к Ключам. Он снова облизал сохнущие губы, провел по лицу рукой. Сейчас они почти на равной высоте, и «Ме-109» на этой высоте хорош, чего там говорить. Немцы отлично их видят и чувствуют себя довольно уверенно. Пока он поднимался, пара их ушла еще выше и сформировала ударно-сковывающую группу. Теперь шестерка будет отсекать его атаки на бомбардировщики огнем и маневром, а пара, причем наверняка лучшие, будут висеть над головой. И давить на нервы. И падать на голову, когда дождутся выгодного момента. Так что кого-нибудь из них обязательно собьют. А то и всех.

– Что дэлаем, командир? – не выдержал ведущий второй пары его звена, тот самый, кто увидел немцев первым. Он был с Кавказа и «глядел, как орел», за что и ценили. Кто первым увидел врага, тот, считай, метров пятьсот высоты выиграл.

Времени было мало, а что делать, он не знал. Но приказ был совершенно четким, так что вариантов не оставалось. Может быть, им повезет, и «Яки» подойдут раньше, чем кончатся он с тремя сержантами. До Веселого, который одновременно почему-то назывался «Курлов», немцам оставалась пара минут. Ну? Бомб «восемьдесят восьмые» несут много, и пулеметов на них тоже много… восемнадцать или двадцать «Юнкерсов»… Не было, и пока нет у немцев лучшего бомбардировщика, чем этот.

– Еще выше, еще метров двести, ребята… Вот еще немного…

Когда времени, по его подсчетам, осталось уже ровно ноль, лейтенант Приходько, так ничего и не придумав, решил попытаться ударить немцев ровно в борт под ракурсом 4/4. Позицию он занял к этому времени уже приличную, со стороны солнца, с некоторым превышением, но все равно его не оставляло ощущение, что это не сработает, что немцы с нетерпением его ждут.

«Я «Уголек-3», атака!» – собирался уже выкрикнуть он, прежде чем дать газа и пойти в свой последний бой, когда снова занявший место в кабине «Лавочкина» внук тепло толкнул его снизу: «Нет! Не Веселый!»

– А что? – машинально спросил Приходько сам себя, поймав свою команду звену языком, буквально за вторую букву.

«Прохоровка!»

Это были лишние 14 километров; для «Юнкерсов-88» это значило еще две минуты полета. Кто думает, что это мало, тому в летчики идти нельзя.

– «Уголек-3», я «Печка»! Наземный пост видит вас и бомбардировщики! Почему не атакуете?

Степан был благодарен майору за то, что он не произнес слово «трибунал» сразу. И эту небом дарованную минуту он употребил точно так же, как и предыдущую: на набор высоты. На пяти тысячах метров «Ла-5Ф» имел некоторое преимущество над последними «Густавами», выше оно уходило, но высота есть высота. Кто выше, тот и сильнее.

– «Печка», они идут к Прохоровке!