– А я не шучу, – спокойно глядя ему в лицо, сказал Игнат. – Меня вот осенило. При малейшей возможности нас развешают на столбах от Москвы и до Гоа включительно. И та же Инна, между прочим, довольно равнодушно скажет про себя: «А я так и думала». И такие, как тот парень, закончив с нами, примутся за оккупантов. И за тех, кто уже здесь, и за тех, кто снаружи ждет.
– Игнат… – уже чуть другим тоном спросил Богдан. Он отодвинулся от стола совсем чуть-чуть, сантиметра на два-три, но это уже было заметно. – Слушай… Я не понял… Тебе что, что-то там сказали про доллар и евро? И ты вот так это передаешь? Или… Это ты не мне передаешь, а отцу? Или еще точнее, не ты передаешь, а…
Он замолчал, окаменев лицом. Теперь можно было поверить, что это не молодой обалдуй, а взрослый человек – такие у него стали глаза.
– Насколько это достоверно? Подробности?
Богдан нервно огляделся, но рядом никого не было. Бар был слишком дорогим, чтобы сюда ходили перекусить простые посетители торгового центра; наполнялся он обычно только к вечеру.
Игнат подождал с полминуты, с большим интересом воспринимая развитие ситуации. Такого он не ожидал.
– Нет, ты понял неправильно, – наконец ответил он. – Совсем неправильно, с начала и до конца. Я собирался серьезно поговорить на одну непростую тему, но для начала хотел узнать твою первую реакцию на вводную уровня «карты раздали заново». Вот враги напали на Москву и Киев. Немцы, китайцы или марсиане – все равно. Ты пойдешь в военкомат?
– Нет, – жестко ответил Богдан. – Я пойду в банкомат. Вот такой каламбур, понял ты, мудак? Возьму бабла и буду смотреть на войну по трехметровой «плазме» из номера шестизвездочного отеля где-нибудь в Сен-Бартелеми, понял? И если для восстановления визы мне придется пару тысяч славянских говноедов в
Он с хрустом отодвинулся от стола, несколько секунд выбирал, выплеснуть свой кофе Игнату в лицо или нет, но все же не выплеснул, стукнул чашкой о стол, развернулся и вышел тяжелыми шагами. Громко ругаясь, ощерился в лицо двинувшейся ему навстречу официантке, обозвав на прощание приятеля еще одним конкретным словом.
Тот продолжил сидеть, тихонько улыбаясь возникшему в себе чувству. Что ж, до запланированного им разговора о практических аспектах переселения душ и «попаданчества» не дошло. Но, тем не менее, и без этого многое стало яснее. Появилось такое ощущение, что опустевшая часом раньше лунка заполнилась снова и что чужой в его голове, ставший свидетелем произошедшему, доволен. Или не чужой.
– Дед, ты здесь? – вслух позвал Игнат. Приблизившаяся метра на три официантка снова отступила в тень. Вид у нее был окончательно обалдевший. Можно полагать, что при следующем его появлении она тут же вызовет охрану. Чтобы не обострять ситуацию, Приходько достал бумажник и демонстративно выложил на стол пластиковую «раскладушку» с золотыми и платиновыми карточками. Девочка все поняла правильно и обслужила его быстро, четко и молча. Не потратив ни одной лишней секунды. Полторы тысячи рублей «на чай» должны были ее окончательно успокоить.
На выходе из торгового центра по-прежнему улыбающийся Игнат вспомнил, что оставил машину дома. Может, и к лучшему – по пути домой он еще несколько раз попытался наладить связь с дедом, на этот раз «про себя», но ничего не вышло. Не раздался в голове старческий голос, вещающий и пророчествующий. Не осенило, что делать, и как, и к чему все это приведет. Но все равно неплохо.
Богдан, конечно, хорош… Нет, что его родственники ходят в орденских лентах и вешают на стены дипломы «Российского Дворянского Собрания», это нормально. И, между прочим, у Богданова отца есть даже самые настоящие ордена «За Заслуги перед Отечеством» и «За Заслуги», русский и украинский, и это помимо нескольких побрякушек того же «собрания». В целом они относятся к покупным титулам и остальной мишуре спокойно. Он – просто как к возможности пообщаться с некоторыми интересными людьми в не самой формальной обстановке; жена, мачеха Богдана, – как к лишнему подиуму, где можно в свое удовольствие посверкать бриллиантами. И, разумеется, никакого отношения к старому смыслу слова «дворянин» это не имеет…
Игнату подумалось, что это забавно, в какой именно странной ситуации его приятель окончательно определил свое отношение к окружающему миру. Впрочем, не особо скрываемое и ранее. Можно быть уверенным: когда придет время, чтобы добраться до Гоа, родившийся в Москве этнический украинец будет загонять нас всех в газовые камеры без оглядки на национальность. И ему будет, наверное, удивительно, если такая готовность окажется невостребованной.
До дома Игнат добрался довольно быстро, ни на что не отвлекаясь. Легко взбежал на третий этаж, открыл стальную дверь, снова закрыл, снял квартиру с сигнализации. Родители жили в правительственном комплексе в приличном месте, но после поступления в Академию он переехал в старую бабкину квартиру, переделав пару комнат по своему вкусу при помощи отцовского дизайнера и наслаждаясь эффектом, который это производило на сверстниц. У родителей он бывал по два-три раза в неделю, там же, в общем-то, чаще питался «по-домашнему» – а здесь было место, где он мог жить почти как хочет. Два раза в неделю приходила домработница: убирала, стирала, гладила и готовила какую-то мелочь. Родители считали, что пожить отдельно ему на этом этапе жизни полезно. И не в общежитии же!
Дальняя «малая» комната, которой он не пользовался, постепенно превратилась в склад ненужных вещей: полки с книгами, несколько чемоданов с зимним барахлом, сто лет никому не нужные лыжи. Несколько сломанных джойстиков в картонной коробке без крышки, там же – давно вышедшие из моды игровые и музыкальные диски в пластиковых футлярах, в том числе в треснутых, без вкладышей. Устаревшая модель компа, перенесенная им сюда полгода назад, когда он купил себе новый, с самой современной видеокартой. В общем, всякое барахло.
Игнат отпихнул с пути попавшуюся под ноги куртку, заброшенную сюда с марта и забытую. Ну что, здесь? Он сдвинул пыльное стекло вбок и с трудом снял с верхней полки один из тяжелых альбомов. Плотный картон, тисненый коленкор на обложке. Углы чуть обтрепались, но это был один из тех альбомов, который он помнил с детства. Лет в пять-шесть он любил их листать, потом мама их убрала. И больше, в общем-то, с тех пор и не доставала.
Первая страница: несколько мелких фотографий в виде квадратиков и прямоугольничков, наклеенные зигзагом при помощи «уголков» на чуть выцветшие страницы из фиолетового картона. Часть наполовину оторвалась, но так было всегда, с самого начала. Их никогда не подклеивали, просто оставляли как есть. На фотографиях был изображен молодой человек с широким подбородком и выпяченной губой. На одном из снимков у него был испуганный вид – так часто бывает, когда снимаешься для документов.
Ага, ага… Вот так и выглядел дед Остап, отец матери.
Два пацана стоят плечом к плечу, левый держит на руках мелкую собачку неизвестной науке породы. Вид у обоих серьезный, если не сказать суровый. Один постарше, второй помладше, разница на вид года в два или три.
ebooksa