Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах)

22
18
20
22
24
26
28
30

Эндра

Очнулась я снова уже на рассвете, и сразу поняла, что лежу на влажной утренней траве городского парка. Раны были тщательно перевязаны, да и в целом я чувствовала себя гораздо лучше.

Я оборотень.

Мысль все никак не желала укладываться в голове, и ворочалась там холодной змеей. Я оборотень. Я даже не зверь. Я – монстр. Я – чудовище. Я – нечисть...

Захотелось разреветься, но я упрямо стиснула зубы. Ничего, переживем. Оборотень, подумаешь. Во всем есть свои плюсы.

Ага, вот только как бы мне подняться. И так, и эдак, как ни крути – не получалось.

Я вздохнула и упрямо поползла по-пластунски, пыхтя и невольно выдирая траву. Болело все зверски, аж в глазах темнело, и потому приходилось останавливаться на отдых. Изрешетили меня знатно. Ясен пень, оборотень. Спасибо, не убили.

Оборотень...

Вскоре – наверное, во всяком случае, мне это «вскоре» показалось целой вечностью, хотя расстояние-то наверняка небольшое, парковые деревья закончились, я миновала боком берег пруда и выбралась на холодный шершавый асфальт. Потянулась какая-то промзона, заборы, гаражи и задние дворы, меж кусками растрескавшегося асфальта росла трава, кустики, и даже молоденькие деревца. Неподалеку стоял покосившийся, некогда зеленый фургон. Поговаривали, что когда-то механизм, скрытый внутри фургона, мог крутить колеса на жидком топливе, но это был очень древний механизм, на смену которому пришли более совершенные. А затем более совершенным не хватило топлива, и стали ездить на лошадях... а этот так и не смогли починить – не нашли нужных деталей... это я от патрульных в баре слышала...

Тут мысли начали путаться, и я поймала себя на том, что думаю о всякой ерунде, чтобы отвлечься. Асфальт шершавыми камешками ложился в ладони, и по нему лихорадочно метались перепуганные муравьи. Наконец, впереди вырос знакомый двухэтажный дом с не менее знакомой пожарной лестницей и мусорными баками, притулившимися сбоку, в углу стоящих буквой "г" слитых корпусов. Из приоткрытых окон доносилась бодрая фортепианная мелодия.

Я доползла до двери черного хода и потеряла сознание.

Лидия

Чего-то я совсем раскисла. Надо, что ли, мусор вынести. Прозаический труд как нельзя лучше убивает сентиментальный лад, и я с энтузиазмом принялась за работу.

В довершение ко всему полился мелкий холодный весенний дождик, он сеялся сквозь тучи, как через сито, придавая тусклому городскому пейзажу серо-тоскливую окраску. Раны, недавно полученные от мелких городских тварей, немедленно принялись саднить, а по крупным пузырям в лужах и далеким громовым раскатам я определила, что идет гроза.

Посередине заднего двора лежал ничком некто, до того худой, грязный и измученный, перебинтованный, словно мумия, почерневшими мокрыми бинтами, что я не сразу его и узнала. Точнее, ее.

Догадавшись добежать до помойки и закинуть туда здоровенные мешки с мусором, я бегом по лужам ринулась к лежащему неподвижно человеку, перевернула на спину.

Рыжая...

Так она жива. Правда, судя по ее состоянию, ненадолго.

А остальные?!

Что ж, надеюсь, она расскажет – если, конечно, выживет и придет в себя. Отделали ее неплохо.