Принцесса Хелена, шестая дочь короля Густава

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тогда завтра ты придешь на работу. И я не буду объяснять тебе, что надо делать. Вольдемар ждёт невероятных событий, и ты его не разочаруешь. И… я тебе ничего не обещаю — никаких благ, счастья до гроба или смерти в один день. Скорее всего, ты ничего из этого не получишь.

Тут Лаврик улыбнулся Белке широкой белозубой улыбкой — просто ангел. Выглядело это, правда, со стороны совершенно по-другому. Это казалось знакомым, только в роли искусителя в старых сказках выступал кто-то совсем другой. Но кто сказал, что предлагать можно только земные запретные блага или чего похуже? Вполне успешно можно торговать и совершенно привычными вещами. Особенно хорошо это удается, если у человека их никогда не было, но ему очень хотелось это иметь. Лаврик решил, что дальше тянуть не стоит. И так сказал слишком много.

— Но ты уже и так без меня всё решила. Единственное, что я могу тебе обещать — это подлинность происходящего. И даже, я бы сказал, некоторую сказочность.

— Ты сказочник? — она спросила совершенно серьезно, как будто узнавала в магазине цену.

— Хуже. Вот заговорился с тобой, а мне пора. Осторожнее, весь наш разговор занял не больше полминуты, не испугай Никиту — он как раз идет от гаражей.

Липкий туман рассеялся, Леонид Валерьянович деловито надел рюкзак на плечи и, не оглядываясь, побрел прочь.

Она даже не спросила, что же будет дальше. Это было не странно. Будто сам бог обреченности Харон увез эти вопросы на своей лодке. Цена, которую придется заплатить, не называлась, однако сам Леонид Валерьянович её знал, поэтому старался не думать. Это счастье — иногда не думать.

Глава 18. О пользе сомнений

Наверное, я действительно влюбился в Белку — это чувство смогло полностью перестроить мое, порядком, ироническое, восприятие окружающей действительности. Проходя мимо огромных витрин, я видел там её, в метро — искал её взглядом, и мне постоянно казалось, что она совсем рядом — метрах в трёх, вот за той толстой теткой в аляповатом розовом пальто. Я даже начинал злиться на бедную женщину с отсутствием вкуса, приписывая ей навязчивое желание скрыть от меня любимую. Хуже всего было ночью — я всё время разговаривал с Белкой и просыпался в настороженном холодном поту от фантомного звонка или эсэмэски, смотрел на телефон — и с чувством разочарования засыпал снова.

В моих снах, лежа вместе на моём жёстком диване, мы вели долгие разговоры, о которых утром я не мог ничего вспомнить. Когда же мы, наконец, в реальности добрались до него, почему-то желание разговаривать отпало у нас напрочь.

Днем я кормил Белку обедами, покупал ей сигареты и просто старался сделать её счастливой. И всё было бы хорошо, если бы через пару недель я точно не знал, что за внешней жизнерадостной маской хохотушки и крайне счастливого человека иногда проступает взгляд, который я видел тогда, на записи в кабинете Верховного. Там не было ничего. Она оживала только здесь — менялась осанка, походка. Она стала всегда носить туфли на высоких каблуках и короткие платья.

Пока Лаврик работал по своему плану, пытаясь связать линии судьбы в некий узор, позволяющий красиво и безболезненно выдавить Егора из жизни Белки, мы с ней носились по разнообразным мероприятиям и презентациям, которые крайне её увлекали. И странное дело — я настолько начал ей доверять, что уже перестал обращать внимание на мелочи, которые она решала очень легко, снимая с меня головную боль текущей организации многочисленных событий. Она, словно встрепенувшись от долгого сна, раскрыла крылья и получала наслаждение от общения с огромным количеством людей, многие из которых своим существованием показывали реальность и притягательность того мира, от которого она была отлучена в течение долгого времени (во многом стараниями Егора, да и собственным безволием). То, что происходило сейчас, было прямой угрозой лучшему проекту в его жизни (я согласился с таким определением, данным Лавриком, совершенно безоговорочно), и он уж точно знал, кто именно был тому причиной. Егор начинал уже подозревать самое худшее. Думаю, что воображение рисовало ему самые соблазнительные картины. А мы просто были вместе, наслаждаясь свободой, узнавая о себе мелочи и привычки. В конце концов, мы работали вместе, пока даже достаточно успешно, что меня вообще крайне удивляло. Лаврик в основном помогал в решении текущих вопросов, используя весь свой земной опыт. Анри же, старый пьяница, специализировался на более крупных чудесах.

Как-то однажды мы сидели в кабинете и курили, я смотрел на неё и молчал. Я уже знал, что Егор слушает наши разговоры, читает её переписку и периодически обеспечивает наружное наблюдение. Сначала мне казалось странным такое упорство, потом я перестал обращать на это внимание, просто стал осторожнее до поры. Я подумал, что пришло время поведать всё это Белке, и прикидывал, как именно начать разговор. Но моим планам не суждено было сбыться.

— Слушай, солнце, — начал я, — ты понимаешь, что твоя жизнь… мм… особенно в последнее время, немного нереальна? Ты двойной агент, — попытался я пошутить, а про себя подумал: «Не выбравший пока ни одну из сторон».

— Она прекрасна, у меня даже в статусе так и написано, — засмеялась она.

— Можешь представить себе жизнь без Егора? Она по-прежнему будет прекрасной?

Это был не первый наш разговор на эту тему. Тяжелый и местами крайне болезненный для меня процесс выковыривания из её мозгов необходимых мне ответов вынимал из меня душу в прямом смысле. Время поджимало, а я всё никак не мог решить для себя простой вопрос: создал ли этот великий Сценарий новое ложное течение, и мне никого спасать не придется, либо это всё-таки Принцесса, которая вот-вот начнет вспоминать подробности. Последние часы в Выборгском замке должны были врезаться ей в память.

Но сегодня всё пошло немного не так. Она задумалась, и сразу глаза стали другими. В них появилась какая-то загнанность, она начала говорить отрывистыми рублеными фразами, с агрессивным напором. Я слышал эту интонацию уже много раз в своей жизни от многих людей, ошибиться было невозможно. Это означало только одно — страх. Очень сильный, стягивающий волю в точку. В таком состоянии она могла, лишившись чувства психологического самосохранения, выдумать любую правдивую ложь, которая прикрыла бы её чувство панического ужаса от того, что она потеряет живущего рядом с собой Бога. Думаю, и я мог бы поддаться этому, сразу не увидев причин — она была очень убедительной, когда этого хотела. Я ещё раз вспомнил взгляд Егора, которым он провожал меня тогда, в августе. Уверен, помимо того, что он полностью лишил Белку воли, навязав ей параллельную реальность, он ещё и предусмотрел симметричную резервную схему, которая должна сработать в минуту угрозы его влиянию. Именно сейчас она и действовала.

Он был сильным природным тёмным, такие сразу попадали в поле зрения братца Верховного, и он не отпускал таких людей из виду ни на минуту. Правда, наши визави никогда не использовали своих приспешников для прямого контакта, они просто не могли появиться на Земле ни в каком виде. Создавая свои Сценарии, они выстраивали их так, чтобы использовать природные человеческие слабости и наклонности, добиваясь нужного им результата. Поэтому Егор ничего не знал об осуществлявшихся сейчас Сценариях, что совершенно не мешало ему быть самым сильным игроком.

— Я боюсь. Я стала очень циничной, и мне проще никому не верить вообще. Я хочу верить тебе, но не могу… до конца. Поверить тебе — значит перестать верить ему, а я делала это в течение шести лет, и мне казалось, что я абсолютно, совершенно счастлива.