Всё закончится на берегах Эльбы

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я вижу, что они собрали, — недовольно заключила Сандра, повертев в руке муфту.

— Так, бери и не возмущайся. Тебе сойдёт, а форменную одежду вместо тебя получит кто-нибудь другой, кому нужнее.

И снова Сандре напомнили, что здесь она никто, и прав у неё нет даже на солдатскую шинель. Зато нести службу за двух офицеров она обязана в полном объеме.

С другой стороны Сандре представилось, что будет, если русские увидят немецких солдат в женских шубах. Засмеют? Скорее подумают, что вояки сняли эти шубы у беззащитных советских женщин. Не трудно предугадать какая за этим последует реакция.

Судя по тому, что прошлогодняя трагикомедия с зимним обмундированием повторилась, напрашивался крамольный вывод, что в службе снабжения закрались вредители или даже советские шпионы, год за годом срывающие поставки на Восточный фронт тёплой одежды, провизии и боеприпасов. Но официально всё списывалось на нехватку транспорта и дальние расстояния и никаких разбирательств и увольнений с уютных тыловых постов не происходило.

Но если бы дело было только в одежде… Забыли не только о ней, но и о людях. Близился год, как Сандра служила при испытательном батальоне, но за всё это время только двоим солдатам посчастливилось дожить до помилования. Остальные же стремительно теряли веру, что когда-нибудь выберутся отсюда.

Но большее смятение среди рядовых вызвал один советский солдат, что сдался в плен. Когда его привели в штаб, Сандра в нерешительности отсела поближе к стене и отвернулась, не желая смотреть ему в глаза. Слишком хорошо она помнила, что бывает с советскими пленными. Видимо, он ещё не знал этого, раз бросил во время боя оружие и поднял руки вверх. Оказалось, пленный неплохо, хоть и с заметным акцентом, говорил по-немецки, и потому никто не заставлял Сандру быть переводчиком. И это радовало. Говорить по-русски ей категорически не хотелось.

Пленный оказался простым рядовым, не знал никаких секретов командования, на что очень рассчитывали в штабе. Но вместо этого он рассказал то, от чего солдаты штабной роты на миг онемели, а после передавали его рассказ из уст в уста другим сослуживцам, невзирая на строгий запрет командования.

Оказалось, всего несколько часов назад испытательный батальон сошёлся в бое с таким же испытательным батальоном, только советским. Пленный красноармеец попал туда как дезертир после того как вернулся из отпуска на неделю позже положенного. За это он должен был искупить свой проступок делом или кровью. Рассказ пленного о советских испытательных частях вызывал недоумение: отправили его туда не навсегда, а всего на два месяца или до первого ранения, а после должны были отпустить служить в прежнюю часть в том же звании, что у него было, то есть — лейтенантом. До освобождения ему оставалось восемь дней. А сдался он в плен, потому что боялся умереть.

— Ну и дурак, — в сердцах бросил ему кто-то из конвоиров.

Рассказ русского сильно деморализовал батальон. Иудо-большевики — звери и нелюди, что угнетают русский народ, на самом деле оказались гуманнее германского вождя. Как же дальше драться с таким врагом, если больший враг для тебя — это собственные власти? Им мало крови, им недостаточно подвига. Никто в батальоне вообще не знает, что же нужно сделать, чтобы вымолить у них помилования. Большевики отпускают раненых, а здесь… Зачем стараться, если результат один — тебя убьют быстрее, чем отпустят в прежнюю часть, если вообще отпустят.

В батальон прибыло пополнение. Как и всегда, большинство из них успели «отличиться» на Западе, за что были вынуждены проходить испытание на Востоке. Боёв временно не было, но за несколько дней новички уже успели сломаться. Их изводил холод, первые морозы. Они то и дело жгли костры, за зря переводя топливо, которое могло понадобиться для дела со дня на день. Командир вызвал любителей погреться у огонька в штаб и пригрозил наказанием за растрату.

— Но ведь сейчас -10 градусов. Так ведь не должно быть, это слишком холодно, — с серьёзным видом возразил молодой человек, то и дело вздрагивая, то ли от холода, то ли от страха перед новым наказанием, возможно, последним в его жизни.

— И? — вопросил командир. — А что вы собираетесь делать через полтора месяца, когда на дворе будет уже -30 или даже -40?

Рядовой замер на месте, не зная, что ответить. Осознав смысл услышанного, он неожиданно расплакался, пряча лицо за рукавом. Он действительно не представлял, что его ждёт на Востоке. Борьба с холодом стала борьбой с самим собой. А ведь ещё будут русские…

— Эти русские… ужасные орды, — с бессильной злобой ругались новички. — Хорошо, что мы напали на них первые. А если бы они пришли в Германию? Это был бы конец цивилизации.

— А зачем им идти в Германию? — спросила Сандра, на что получила высокомерную усмешку:

— Сразу видно, что баба. Только баба может так рассуждать.

— Разумеется, — и бровью не поведя, согласилась она. — Других аргументов у тебя ведь нет. Так зачем им вторгаться в Германию?

— Успокойся, правдоискательница, — шепнул ей Ойген, — а то поедешь исправляться в другой батальон, где одни антифашисты. Оно тебе надо?