Всё закончится на берегах Эльбы

22
18
20
22
24
26
28
30

Но Даниэль Гольдхаген продолжал ждать войны и дождался её. Она оказалась несколько иной, чем он представлял. Когда поляки перешли границу и напали на радиостанцию в Гляйвице, на следующее утро Хитлер заявил, что «вермахт вынужден ответить выстрелами на выстрелы и бомбами на бомбы».

Но на улицах не было ликования, как двадцать пять лет назад, когда германскому императору пришлось воевать с Россией. Сомнения и опасения читались в глазах людей ещё помнящих Великую войну и её последствия. Кто-то надеялся, что всё быстро закончится, кто-то уповал на то, что Запад не вмешается, а кто-то верил в дипломатический талант вождя и бескровное присоединение очередной отнятой у Второй империи земли. Никто не думал о войне всерьёз.

Но Англия и Франция объявили Германии войну. Даже сионисты из Лондона пригрозили Третьей империи войной, и как всегда, от имени евреев всего мира, не особо-то интересуясь мнением хотя бы евреев Германии.

Колоны немецких танков шли на Варшаву, а французская армия всё не вторгалась в Рур. Авиация бомбила польскую столицу, а британские истребители так и не появились над германским небом. Сионистские лидеры продолжали отсиживаться в Британии, а польских евреев начали депортировать в гетто, чтобы после словоизлияний лондонских сионистов у них не возникло желания стать партизанами.

Это война была молниеносной. Никто не сопротивлялся и не возражал. На этот раз Третья империя обогатилась землями Силезии, той самой, где некогда жил и умер Иоганн Метц. Хитлер вернул то, что растеряли так ненавистные многим социалисты. Только почему-то СССР вторгся в восточные земли Польши и присоединил их к себе. И опять же, никто не был против. Польша как государство прекратила своё существование, а у Германии и России теперь появилась общая граница. Те поляки и евреи, кто мог и хотел, сбежали из-под немецкой оккупации на восток, в самое логово кровожадных иудо-большевиков. И никого из беженцев Советы не депортировали обратно, а напротив, заявили, что «Красная Армия берёт под защиту братские народы».

Прочитав о разделе Польши в утренней газете, Сандра невольно вспомнила Отто Верта. Что он говорил? Хитлер должен напасть на Сталина за то, что когда-то Ратенау и Чичерин подписали договор о сотрудничестве? Но разве сейчас чёрная свастика и красная пентаграмма смертельные враги? Кажется, нет. Это Англия и Франция категорически отвергли предложенный Хитлером мир.

Впервые за долгое время Лили дала о себе знать. Она прислала письмо из Берлина, где скупо извещала Сандру, что переехала с мужем в столицу. Сам Райнхард Хайдрих отметил служебную доблесть Гвидо Бремера и перевел его в главное управление имперской безопасности.

По прошествии нескольких лет Сандру больше не ослепляли былые эмоции, и она к превеликому удивлению для самой себя поняла, что Бремера есть за что уважать. Ведь этот верный служака не побрезговал подлогом родословной ради любимой женщины, зная, что такие фокусы могут стоить ему карьеры. Стало быть, Лили действительно ему дороже службы. Сама Сандра не могла сказать подобного о Даниэле. Крысы для него всегда были важнее всего на свете.

Все чаще по вечерам Сандра рассматривала перед зеркалом старую фотографию, где она и Даниэль позируют рядом, но уже живут врозь. Тогда он был ещё молод и красив. Помнится, в первые годы их брака другие женщины завидовали ей и строили ему глазки. Впрочем, и сейчас он выглядел довольно моложаво, и посторонние дамы продолжали оказывать ему знаки внимания. Вот только Сандру это уже давно не волновало. Волновало её другое.

— Данни, скажи мне только честно, почему я так выгляжу?

Даниэль вопросительно посмотрел на жену, потом на фотографию в её руке и честно признался:

— Я бы и сам хотел это знать. Мы с профессором были уверены, что вы с Лили будете похожи.

— Я не об этом. Почему я выгляжу моложе сорока лет?

— В каком смысле?

— В прямом. Четыре месяца назад мне исполнилось сорок.

Её лицо действительно осталось прежним, фотография это бесстрастно подтверждала. Ни одного намека на морщинки или обвисшую кожу. А вот Даниэль уже не тот молодой человек, каким был пятнадцать лет назад.

— Не знаю, — отмахнулся он. — Наверное, это какой-то побочный эффект.

Но такой ответ Сандру не устроил:

— Эффект чего? Что вы сделали с отцом? Что это была за операция?

— Зачем тебе это знать? — холодно вопросил он. — Ты ведь не медик и ничего не поймешь.