– Что же я – совсем уж дура?
Пока девушка возилась с рыбой, молодой человек разжег костерок, походил по бережку, пособирал еще хворосту, полюбовался закатом – оранжевым, с синим глубоким небом и золотисто-лиловыми трепетными облачками.
Весна. Ночи стояли теплые, звездные, так что можно было спать прямо в траве, подстелив плащ и краем плаща укрывшись. Ночевали поодаль, в ивняке, который Беторикс приметил еще загодя.
– Ой, какие тут кочки, – недовольно ворочалась Лита. – Мой друид, а что ж мы возле костра не остались? Там и трава мягче, да и веселей с огоньком-то.
– И заметить нас там несложно, – в тон ей отозвался молодой человек. – Не забывай о погоне! Да и так, мало ли, что за люди тут по ночам шастают?
Девушка ничего не сказала, лишь поплотнее закуталась в плащ да засопела, уснула. Хотя… нет.
– Господин… Я, правда, такая страшная?
– Что-что? – спросонья не понял Виталий.
– Ты ведь брезгуешь мной, мой друид, я вижу, – с обидой прошептала жрица. – И там, на вилле, не хотел и здесь… Ну, обними же меня, поцелуй, ласкай мое тело и…
Лита подалась ближе к Беториксу, прижалась.
– Тихо, тихо, – аспирант шутливо щелкнул девчонку по носу. – Ты очень красивая, да…
– Так что же ты…
– Потому что я дал обет, клятву!
– А-а-а!!! – догадливо протянула жрица. – Так сказал бы сразу, о, мой друид, я б и не… А вообще – жаль. Правда-правда. Ты такой красивый, сильный и… добрый!
Молодой человек улыбнулся невидимой в сгустившейся тьме улыбкою:
– Вот уж добрым меня мало кто называл.
– Нет, ты добрый! Правда-правда. Я чувствую. И еще чувствую, ты – истинно благородный… и чужой.
– Чужой?
– Из далекого далека. Хотела б я жить в тех землях, где все люди такие, как ты, мой друид.
У Виталия вдруг пропал весь сон – интересно стало, с чего б эта жрица столь прозорлива?