– Мы что же – лошади или быки?
– Придется быками стать, брате. Иначе – смерть!
Гостой подсел к старшему брату, прижался, обнял, заглядывая в глаза:
– Мы выдержим, брате. Обязательно выдержим. И куда-нибудь придем, ведь верно?
– Верно, Гостоюшко.
Парнишка улыбнулся, на ресницах его таяли пушистые снежинки, а в серых блестящих глазах дрожали оранжевые отблески костра:
– Хорошо, что ты у меня есть, братушко!
– И ты…
– А ты… ты нашу матушку помнишь?
– Хорошо помню, – поправив волосы, Борич посмотрел вдаль, в морозную черноту ночи. – Красивая она была, добрая… Как батюшка на охоте погиб, так ни с кем больше не жила, только с нами. А потом… потом боги ее к себе забрали, ты тогда еще совсем малышом был.
– Нет! – Гостой дернул головой. – Кое-что и я помню. Помню волосы, глаза… серые… нет, как небо.
– Все-таки серые, братец. Как и у нас с тобой.
– Нет, как небо! Ну, я же помню. Борич поднялся на ноги:
– Давай, помоги с костром, да спать. Завтра вставать рано.
– К готам пойдем? На том берегу – их селение.
– Может, и сходим. А может… Чего гадать, посмотрим, что скажут боги? Куропатка у нас еще есть… принесем ее в жертву.
Парнишка с готовность кивнул:
– Правильно, брате.
Лыжами сдвинув в сторону тлеющие угли, парни, чуть выждав, расстелили на жаркой земле кошму, приготовили и вторую – укрыться. Подбросили еще в костер хвороста – пусть будут угли, тлеют, в холодную-то ночь не раз и не два приходилось костерок перетаскивать, иначе не уснуть – холодно, мигом замерзнуть можно, не заметишь и как.
– В дом бы сейчас, – подавая брату нож, мечтательно прищурился младшенький. – К очагу теплому, чтоб дым сглаза ел и чтоб тепло-тепло, даже жарко. Вот, брат, хорошо-то!