— На шее, говоришь…
Еще ниже склонила голову дева, сверкнула в вырезе рубашки грудь… А на белой нежной шейке… нет ничего не было, никакого укуса, но… Так хотелось ее поцеловать!
Бутурлин не выдержал, поцеловал юную красавицу в шею, рука его, словно сама собой, скользнула в вырез, нащупав трепетно юную грудь с розовым, быстро твердеющим сосочком…
Серафима тяжело задышала, пышные ресницы ее дернулась…
— Ах, господине… в опочивальню иди…
— Как скажешь… — поцеловав деву в губы, так же шепотом отозвался помещик. — Иду… Жду…
— Я скоро!
Никита Петрович едва успел сбросить одежку, как юная одалиска предстала пред ним нагая, во всей красе! Длинные стройные ножки, плоский живот с темной ямочкою пупка, грудь… не большая, но и не маленькая, трепетно вздымающаяся, зовущая…
И ясные голубые глаза… Распущенные волосы, хлынувшие по плечам золотым водопадом!
— Иди сюда, милая…
Обняв деву за бедра, Никита принялся целовать пупок, потом опустился ниже… руки его скользнули по спине красавицы, лаская, нащупали позвоночник, лопатки…
— Ах…
Схватив деву в охапку, Бутурлин бросил ее на ложе… послышались стоны… скрип…
— Ты, Серафима, замуж-то хочешь? — чуть погодя, раскинувшись, негромко спросил помещик.
Юная красавица улыбнулась:
— Да надо бы, господине. Мы ж народ подневольный — за кого укажешь, за того и пойду.
— Надо, чтоб тебе нравился.
— Да уж это пустое. Лишь бы заботился да не бил.
— Бить станет — только скажи…
Никита Петрович потянулся и с нежностью погладил любовницу по спине. Девушка задумчиво покусал губки: