— Привет, Нейл.
Я аккуратно расправил гермокостюм, повесил на распялку и засунул в вентиляторный шкаф, чтобы получше проветрился.
— Проваливай из моего кресла, Марк, — буркнул я вместо приветствия.
Такое обращение его явно покоробило, но он послушно встал и пересел на софу в противоположном углу комнаты.
— Нам надо поговорить, Нейл, — заявил Марк.
— Без дураков? — Я бросил свой смокинг на спинку стула, скинул ботинки и со вздохом облегчения плюхнулся на мягкое кожаное сиденье. — Или тебе нужна моя отставка? Если так, считай, она у тебя в кармане.
Марк чуть не поперхнулся. Он пришел торговаться — это я с первого взгляда уяснил. Что-то ему от меня было нужно — что-то важное, — иначе этот разговор состоялся бы в его кабинете. И наверняка рассчитывал застать меня настороже и в меру рассерженным, но никак не ожидал, что я разозлюсь на него по-настоящему. А главное — не понимал за что.
— Какая муха тебя укусила, Нейл?
— Эту муху зовут Марк Паккард! — отрезал я холодно. — Ты оставил в машине двух моих парней на целый час, даже не подумав, каково им там торчать на солнцепеке, пока ты тут нежишься в холодке и безопасности. Ты не имеешь права использовать моих людей в качестве телохранителей без моего согласия. Это первое. Они люди, а не роботы, и забывать об этом, подвергая их без нужды прямому воздействию солнечной радиации, по меньшей мере безответственно. Это второе. — Я намеренно повысил голос, изображая праведный гнев. — И последнее. Во всем этом долбаном городишке у тебя только один настоящий друг. Но если ты еще раз продемонстрируешь на публике, какой у тебя послушный и ручной сторожевой пес, останешься с Тони и прочими жополизами. А теперь выкладывай, что тебя так сильно напугало.
Я редко прибегаю к такому грубому давлению. Марк — человек необыкновенно чуткий и проницательный. У него практически нет слабых мест, но открытая агрессивность иногда заставляет его теряться и раскрываться. Если он меня когда-нибудь раскусит, метод перестанет срабатывать, но, пока этого не произошло, прямая атака остается единственным известным мне способом хоть как-то на него повлиять. Насчет «единственного друга» я переборщил. Мы с Марком, конечно, друзья, но не настолько близкие, чтобы и дня в разлуке ле перенести. На этот пунктик без особой необходимости лучше не напирать — я сам видел, что случалось с людьми, искренне полагавшими Марка своим другом.
С другой стороны, он способен на проявление порядочности, сострадания и других достойных человеческих качеств.-Правда, только в тех случаях, когда подобное проявление не затрагивает его личных интересов. Я не раз наблюдал, как он приказывал водителю остановиться, выходил из мобиля и подробно объяснял явно заблудившимся туристам, как добраться до нужного им места. Не ради рекламы или имиджа, а просто потому, что у него оказалось немного свободного времени. "Но рассчитывать на альтруизм Марка столь же ненадежно, как на его дружеское отношение. В этом плане он напоминает человека, принесшего домой подобранного на дороге бездомного щенка, а неделю спустя, когда обнаружилось, что щенок требует внимания и заботы и отнимает слишком много времени, отдавшего его усыпить.
Как бы там ни было, но сегодня мне снова удалось пробить брешь в его обороне. Подавив раздражение, Марк пояснил:
— Извини, Нейл, — мне пришлось отдать своих телохранителей в распоряжение Александра Моро. Он сейчас находится на ретрансляционной станции Инфосети...
Вот тут я взорвался уже по-настоящему. Даже из кресла выскочил и забегал по кабинету.
— Какого черта?! Почему я только сейчас об этом слышу? И почему я должен узнавать о прибытии внука Жюля Моро из посторонних источников, а не официальным путем?
— Сядь! — рявкнул Марк. — Он прилетел сегодня, четыре часа назад, на собственной яхте. Инкогнито.
— Могу я продолжать?
Я злобно зыркнул на него, но вернулся на свое место.
— Ладно, давай дальше.
— Я не мог прикрепить к нему агентов службы безопасности; Моро прибыл как частное лицо, и сам попросил меня, чтобы это не афишировалось. За оставленных на стоянке твоих ребят прошу прощения. И перед ними извинюсь, обещаю. Просто из головы вылетело — слишком многое навалилось. Теперь гастроли. К сожалению, они нам необходимы.