— Ты был занят. Риппер тихо произнес:
— Завтра я тоже кое-что тебе подарю. Дэнис сняла шляпу и положила ее на комод.
— Ладно. Значит, завтра я буду в этом костюме.
— Э-э...
— Да?
— Ты сделала правильный выбор. Достаточно профессионально для завтрашнего интервью. Но сейчас... Дэнис одарила его дразнящей улыбкой:
— И что же сейчас?
— Сними все. И снова надень шляпу, — с нежностью в голосе продолжил он.
Дэнис перевела взгляд на фетровое чудо, потом опять на мужчину, и ее улыбка сделалась шире.
— Ладно. Если тебе так больше нравится.
— Уж поверь мне!
Позже, когда, свернувшись калачиком возле расслабленного тела Риппера, Дэнис Кастанаверас погрузилась в дрему, ей приснился странный сон.
Она стояла одна на огромной, безжизненной черной равнине, гладкой, как стекло, и ровной, как стол. Равнина простиралась Далеко-далеко, до самого горизонта, где тускло помигивали какие-то огоньки.
В какую сторону ни повернись, везде она видела одно и то же: клубящуюся чернильную черноту вверху и гладкую, блестящую черноту внизу.
Там, где смыкались два вида черноты, светились и мигали огоньки.
«Я была здесь раньше».
Но в тот раз все выглядело совсем по-другому.
Она лежала на влажных от пота простынях в девичьей спальне, на жесткой койке, которую ей выделили. На нее снизошел Дар, и это не имело ничего общего с тем, что рассказывали старшие и к чему ее готовили родители, сами получившие телепатические способности только благодаря генной инженерии Сюзанны Монтинье.
Лишь малая часть ее существа оставалась на койке. Большая же пребывала где-то там, на необъятной равнине из темного хрусталя...
Ей было больно. Чужие жизни, как свечи, горели и сгорали в темноте вокруг нее, колеблясь в хрустальной мгле; оживали на миг, потом взрывались, становясь пустотой, и их смерти сопровождались мгновениями дикого ужаса, который прожигал до дна душу девочки.