Последний Танцор

22
18
20
22
24
26
28
30

Это казалось тем же самым местом... но пустым. Сплошная темнота вокруг нее.

И разрозненные огоньки где-то в отдалении.

«Вначале, — из глубины пространства раздался чей-то голос, — было Пламя».

И Пламя внезапно возникло вокруг нее, прекрасное и одинокое, и с его появлением горячая, невыносимая радость охватила ее, наполнила любовью, похожей на ярость, на гнев ангелов.

2

Когда она проснулась утром, Риппера уже не было.

Дэнис пробудилась с болью в сердце, со всеобъемлющим чувством потери чего-то очень важного и дорогого, но чего именно, она не знала.

Она не помнила свой сон.

И было невыносимо горько и обидно, что жизнь ее так пуста.

Томми Бун задохнулся и закричал. Из темноты донесся голос. Его голос, который вот уже два дня медленно терзал Буна.

Это жестокие способы, — тихо вещали из тьмы, — но они срабатывают. Поэтому мы их используем.

Бун сидел на стуле с прямой спинкой, его руки были привязаны к подлокотникам, а щиколотки — к ножкам стула. Голова запрокинута, веки — отрезаны, и свет прожектора бил ему в лицо. Бун уже почти ослеп. Щеки его представляли собой сплошную багровую массу. Правый глаз вздулся.

На нем были только футболка и трусы — он спал, когда за ним пришли, — сплошь покрытые пятнами крови.

Кровь била струей из того места, где на правой руке только что находился его указательный палец. Сам палец лежал на полу и еще конвульсивно подергивался.

Один из палачей вытянул вперед руку Буна, а второй перетянул жгутом обрубок и лучом мазера слабой интенсивности прижигал его до тех пор, пока не прекратилось кровотечение.

Бун захлебывался криком все то время, пока с ним проделывали эту операцию, и замолчал только тогда, когда выключили мазер.

— Я хочу назвать тебе свое имя. — Вновь раздался голос. — Но сначала я должен узнать твое.

Бун попытался заговорить. Во рту у него было мертвенно сухо, последний раз его язык увлажнялся только собственной кровью. Наконец ему удалось хрипло прошептать:

— Пошел ты, Ободи!

— Я начал уважать твой народ. — Голос за бьющим в глаза светом звучал мягче и нежнее всего, что Бун слышал в своей жизни. Даже его мать не обладала таким голосом и жена, умершая, когда ему исполнилось всего двадцать лет.