Отчет 00 Жил (как-то) старик без старухи...

22
18
20
22
24
26
28
30

Потом страх вытек, и осталась неуютненькая апатия, нарушаемая воспоминаниями о разных людях, говорящих мне, что так нельзя и что я должен быть мужчиной. Мужчиной, то есть существом, которому нельзя врать, плакать, когда порют, капризничать, не ложиться спать вовремя, и много чего другого, быть не хотелось, и это нежелание мешало отдаться апатии целиком и безраздельно.

Я горько вздохнул.

Охолодив кожу спины, шелестнул ответный вздох, а потом Джейн тихонько прошептала:

– Ну за что ты меня?

Краешком внимания отметив, что она не сообщила именно чего я ее, я привычно выкинул вопрос из сферы внимания, как всегда ожидая, что затылочная сущность ответит что-нибудь типа «Было бы за что – давно схватил бы и трахнул».

Потом я понял, что сущности за затылком нет.

Потом я понял, что теперь она – кусок меня, которым я могу управлять, и за все хамство которого бить будут меня. До смерти.

Ощущение, что меня заставили управлять чем-то, чем я управлять не в состоянии, и процесс уже идет, стало последней порцией эмоций, недополученной мною с момента пробуждения.

Я внезапно потерял способность пытать себя эмоциями, этой вонью руин семейных отношений и надежд на собственный брак, и на меня снизошел непередаваемый кайф ощущений, испытываемых кирпичом в полете с двадцатиэтажки.

Тело, повинуясь легким, как перышко, желаниям, перетекло в стоячее положение. Я посмотрел на Джейн, приютившую свою тяжелую депрессию и себя в угол комнаты и, вспомнив ее вопрос, направил ее легкое дуновение извинения:

– Структор, сэр, прошу меня простить. Я – зеркало, что отражает все, что не может принять. Не просто отражает, я воспринимает, ощущает, чувствует в соответствии с уже пережитым, и затем направляет вовне все, что, по его мнению, направили в него.

И сейчас я, может быть, получил шанс, который бывает один на миллион, но я чувствую, что меня вырвали из всего привычного и засунули куда-то, где все непонятно и неизвестно. Я чувствую хаос. И хаос хлещет из меня, обрушиваясь на окружающих. И вам, структор, сэр, тяжелей всех, потому что вы для меня сейчас – самый близкий человек. Держитесь, сэр. Я думаю, что вы тоже надеетесь, что я смогу стать кем-то если не уникальным, то хотя бы просто полезным.

Джейн промолчала. Ее теплый восхищенный взгляд был лучшим ответом, чем слова. Дав мне драгоценные пятнадцать секунд такого взгляда, она опустила глаза и поднимаясь, тихо из-за восхищенной ошарашенности прошептала:

– Ты хоть знаешь, что ты сделал? Харш, засранец, ты случайно взялся управлять виртуальным модулятором. Только этого корабля, но теперь тебя нельзя учить на процессорах класса один и ниже. Только на специализированных высших. Что мне теперь с тобой делать?

Она подошла, и ее печальные глаза обвиняюще заглянули в мои.

– Структор, сэр, а тренироваться в управляемой модуляции?

– Точнее, в неуправляемой. И все равно, психотренинг – никакой. Как ты научишься драться, если будешь бессмертный? Или наоборот, сразу умирающий? Управлению модуляторами учатся в них же. Месяцами.

Я воспринял информацию и отложил поиски решения, поскольку не чувствовал ни злобы, ни страха, ни азарта, которые могли бы заставить меня сунуть голову в пасть неизвестности, притаившейся в шлеме.

– Понял вас, структор, сэр. Ничего, что-нибудь придумаем. Разрешите сопроводить вас в питейную?

Джейн, кивнув, поплелась к восстановленной двери. Я зачем-то задумчиво посмотрел на шлем и поплелся следом.