— Непонятно… Один утверждает, что русский, — кивнул мичман на мужчину лет тридцати или тридцати пяти в длинной накидке нелепого оранжевого цвета. — Другой молчит.
— Разберемся.
Капитан-лейтенант быстро, несколькими фразами, обрисовал Казакевичу обстановку и выслушал его столь же короткий рассказ, — и все это время искоса поглядывал на пленников, стоявших под прицелом трех винтовок. Пытался загодя, до начала допроса, составить о них предварительное мнение.
Любопытные персонажи…
Тот, что представился русским, явно бывал в самых разных переделках, — чересчур уж спокойно держится. Да и движется по-особому — ни одного суетливого жеста, ни одного лишнего движения… Старцев почти не сомневался, что перед ним коллега, профессионал тайных войн, — буквально
Второй задержанный выглядит значительно старше, и чувствует себя весьма неуверенно, хоть и пытается не выдать того. Зря старается — люди в таких ситуациях неплохо контролируют лицо, голос, но зачастую напрочь забывают про руки. И руки пожилого словно бы живут своей жизнью — то он нервно сплетает пальцы, то засовывает кисти в карманы своего странного, кургузого пиджачишки, то скрещивает руки на груди, то заводит за спину… Всё понятно: слабое звено в этой парочке именно он, и
Ну что же, приступим…
Приступить к допросу Старцев не успел, события неожиданно повернули в иное русло. Подошедший боцман Кухаренко, расставлявший до того посты на ведущих к баку проходах, радостно пробасил:
— Вашскобродие, господин Буланский! На плащи заколдованные взглянуть желали? Так вот он вам в лучшем виде! — Боцман ткнул своей лапищей в сторону клоунского наряда якобы русского, добавил злорадно:
— Попался, рожа басурманская!
Старцев, внимательно наблюдавший за пленным, удивился: ледяное спокойствие задержанного дало-таки трещину — вздрогнул, впился глазами в лицо коллежского асессора.
Богдан Савельевич, видимо, тоже понял, что в их силки угодил матерый волчина. Вынул из кармана наручники (запаслив господин из Синода, подумал капитан-лейтенант), подошел к пленным, держа в другой руке браунинг.
Пленник, подчинившись приказу, молча стянул свой плащ, по-прежнему не отрывая взгляд от Буланского. Потом заговорил, и слова его оказались неожиданными для Старцева.
— Буланский Богдан Савельевич? Десятое присутствие Святейшего Синода? — прозвучало это полуутвердительно. — Нам необходимо поговорить. Наедине.
Вот оно что… Похоже, довелось столкнуться с одним из тех людей, о коих говорил перед отплытием адмирал Вирениус: «лучшие силы по линии министерства иностранных дел, Генерального штаба, корпуса жандармов…» Настороженная подозрительность окончательно не покинула Старцева, но градус ее значительно снизился.
Капитан-лейтенант, хоть и не слышал ни слова, внимательно наблюдал за разговором отошедших в сторону Буланского и его загадочного собеседника. Мало ли что… Утечки секретной информации случаются на самых разных уровнях, и владеющий подобной информацией враг вполне сможет прикинуться своим.
Движение незнакомца, засунувшего два пальца в рукав своей куртки, Старцев разглядел прекрасно. Равно как и опасный металлический блеск извлеченного оттуда предмета. Крепче стиснул в кармане рукоять кольта, прикусил губу. Эх, Казакевич, Казакевич… Не додумался обыскать пленных…
Впрочем, никаких опасных последствий оплошка мичмана не вызвала: задержанный медленным, спокойным движением протянул Буланскому нечто, напоминавшее, как показалось капитан-лейтенанту, нож. Была в том ноже некая странность, некая неправильность — но какая именно, Старцев издалека не разглядел.
Богдан Савельевич взял как бы нож, осмотрел внимательно — и, видимо, прекрасно понял его значение. Убрал браунинг, широко улыбнулся, протянул руку. Пленник — похоже, переставший быть пленником — пожал ее после секундного колебания.
Старцев облегченно вздохнул. Все-таки свой… Свой, проводивший независимое расследование, очевидно на берегу, — и тоже угодивший на борт непонятного корабля. Остается надеяться, что информации у него более полная, и здешние странности вскоре прояснятся. Хотя бы частично…