Когда второй патрон был распечатан, Стас глянул на ногу. Ударить так, чтобы отрубить ее с первого раза, он не сможет. Сам — не сможет: слишком неудобная позиция для достаточно сильного удара. Значит, ударять придется несколько раз. Стас не представлял даже, какая боль может прийти к нему очень скоро. Он боялся, буквально трясся от страха, от кошмарного ужаса. Сука, я убью тебя…
Он взял топор в правую руку, перехватил поудобнее и прицелился. Господи, помоги мне пережить это… Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это…
Стас вложил в удар всю оставшуюся силу и опустил топор. Тут же боль взорвалась в глазах яркой алой вспышкой, а в ушах — невероятным криком. Стас кричал, широко раскрыв рот, орал всей мощью легких, а глаза, красные и безумные, впились в застрявший в голени топор. Вся нервная система Стаса билась в агонии, разум давно провалился в небытие, подсознание отключилось. Но Стас продолжил начатое. Не переставая орать во все горло, он с трудом вытащил топор из собственной ноги. Затем размахнулся и… Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это… нанес новый удар. Левая рука, свободная, бессознательно стучала по бетонному полу, левая нога дрыгалась в конвульсиях, а Стас бешено орал. Второй удар пришелся чуть выше первого и рассек коленный сустав. Кровь хлестала из ран, ее фонтанчики обрызгали Стасу лицо. Стас весь начал часто дергаться, быстро-быстро раскачиваться взад-вперед, он уже не понимал, не соображал, что делает. Лишь какая-то внутренняя установка заставила мышцы правой руки вытащить топор из раны, размахнуться и снова нанести удар.
…Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это-Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это-Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это-Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это-Господи-помоги-сука-убью-пережить-тебя-это…
Стас нанес третий удар. Теперь он пришелся туда же, куда и первый. Проломленная наполовину кость голени с треском развалилась на два куска, один из которых Стасу уже не принадлежал. Лезвие топора щелкнуло о бетон, сказав тем самым, что кость и ткани перерублены. Стас оглох от собственного крика, задыхался, но не мог заставить себя перестать кричать. Перед глазами плясали мельтешащие цветовые хороводы, кровавые пятна и черные точки, голова буквально распухла и грозилась вот-вот взорваться от боли. Крупно бьющийся в агонии Стас дернул правой ногой — отрубленная часть все еще не была отрублена до конца, остались не то сухожилия, не то мышцы.
Топор отлетел в сторону, окровавленный и мигом забытый. Стас быстро нашарил нож, нагнулся корпусом вперед и стал перерезать остатки плоти. Руки мгновенно пропитались алой кровью, которой повсюду натекло и набрызгало уже очень много. Когда обрубок ноги оказался окончательно отделен, Стас с величайшим трудом взял раскрытый патрон так, чтобы не просыпать содержимое, и с еще более великим трудом смог поджечь его. Яркий факел ракетного патрона он сильно прижал к рубленой ране. Он уже не кричал — выл и лаял, как пес, которому отрезали ногу. Он и был таким псом. Разум отказывался пребывать в сознании, отключался. Но Стас терпел, пока весь порох не выгорит. И только потом он смог позволить себе уйти в беспамятство. Но, даже потеряв сознание, он продолжал кричать…
Игорь несся куда-то кубарем, вокруг мелькали камни, скалы, далекие деревья, снова скалы, кустарники. Остановить стремительное движение Игорь никак не мог, хотя отчаянно пытался. Он понимал: впереди может оказаться острый обломок скалы, валун или пропасть; всё это несет смерть или временную потерю сознания. И тогда преследователи накинутся на Игоря, как стая бешеных и очень голодных собак на одинокого ребенка, гуляющего без родительского присмотра. И так же, как от ребенка, от Игоря вряд ли останется что-либо. Собаки сожрут ребенка целиком, не подавившись. А мертвяки слопают меня…
Внезапно движение прекратилось. Игорь распластался на крупнозернистом песке — результате эрозии скал — с раскинутыми в стороны руками. Голова шла кругом, звенела и лопалась по швам. Голова вообще перестала быть головой, зато стала огромным церковным колоколом, оповещающим окрестные деревни о начале заутренней. Игорь застонал, обхватил окровавленными ладонями голову и попытался унять боль. Он на какое-то время забыл о погоне. Но тут же вспомнил, едва сквозь колокольный звон пробилось шуршание камней под ногами бегущих следом мертвецов.
Игорь неловко поднялся на четвереньки и пополз к единственному здесь укрытию — зарослям колючих, сухих кустов. Игорь не знал названия этого растения, но поблагодарил его за то, что оно так обильно проросло именно здесь. Забравшись в кусты как можно дальше, Игорь оперся спиной о почти отвесную гладкую скалу и замер. Он постарался не дышать, чтоб ненароком не испустить стон от страха или боли.
Он стал слушать. Шуршание гальки стихло. Кажется, он слышал какой-то лязг, но не был в этом уверен. Что со Стасом и Мариной? Они успели укрыться в кустах так же, как я? Или они побежали дальше, оставив меня на растерзание стае мертвецов? Игорь вспомнил о пистолете. Потерял… Он в панике хлопнул себя по поясу, но пистолет был на месте. Игорь достал его, уже снятый с предохранителя, и очень медленно дослал патрон. Тихий металлический щелчок — патрон на месте, оружие готово убивать. Вот только оно не особо эффективно против мертвецов. Трудно убить тех, кто уже мертв…
Издали доносились звуки ходьбы, иногда — звуки бега. Воображение рисовало рыскающих в ущелье черноглазых монстров, принюхивающихся, приглядывающихся в тени под скалами. Мертвецы пытались понять, куда делись люди. Мертвецы хотели есть и искали людей.
Прошло много времени, прежде чем головная боль, наконец, отступила. Игорь понял: мешок со всем нехитрым скарбом утерян, и даже его нож — отличный нож, в рукоятке которого спрятаны спички и соль — вывалился, пока Игорь летел вниз с крутой насыпи. Но больше его тревожила судьба спутников. Он не слышал выстрелов, не слышал криков, что свидетельствовало только об одном: его спутники смогли удрать. А если они расшибли себе головы и сейчас лежат в паре сотен метров от меня? И над ними склонились лохматые грязные головы, и мертвецы с влажными звуками пожирают их внутренности. Игорь стиснул рукоять пистолета. Он должен был проверить, смог ли Стас с Мариной укрыться или убежать. Он должен знать, сколько еще живых осталось на острове.
Воображение продолжало выдавать отвратительные, кошмарные картины, от видения которых Игоря едва не вывернуло наизнанку. Вопреки кричащим чувствам, Игорь стал медленно, стараясь не издавать ни единого звука, ползти под прикрытием сухих кустарников вдоль скалы. Он полз на неясные звуки какой-то слабой возни, пока воздух не прошил глухой «дум-м-м». Игорь замер.
Дум-м-м…
Звук повторился. Словно кто-то ударял тяжелым камнем по толстой металлической плите. Но кто и по какой плите? Стас решил отвлечь мертвецов, чтобы дать остальным уйти, почти верил Игорь. Стас берет удар на себя. Хороший парень, этот джедай… Но Игорь не собирался оставлять почти что друга на съедение монстров из ночных кошмаров. Он пополз быстрее, покрыв уже метров сто.
Дум-м-м…
Звук раздался в третий раз. Но теперь он звучал иначе. С каким-то хрустом нечто тяжелое отвалилось от чего-то крепкого и куда-то упало — именно так Игорь и решил. Он вновь замер и напряг слух, дабы понять, что же именно происходит где-то неподалеку, как вдруг отчетливо услышал хлопки выстрелов. Три выстрела прозвучали откуда-то издалека, на них ответило омерзительное шипение мертвецов. Понять происходящее стало совершенно невозможно, Игорь не мог даже примерно представить, что происходит близко и далеко в один и тот же момент. Около минуты спустя прозвучали еще два выстрела.
Характер выстрелов говорил о том, что стрелок находится где-то далеко. Не здесь, не в ущелье. Возможно, НАД ущельем, и стреляет сейчас вниз, пытаясь поразить кишащих тут мертвяков. Но почему же не слышно ударов пуль о камни? Почему не слышно самих мертвяков? Если это стреляет Стас — он дурак, подумал Игорь. С такой высоты он просто растратит все патроны, но не подстрелит ни единого зомби.
Игорь тяжело дышал и смотрел прямо перед собой. Он продолжал слушать, вслушиваться, чтобы досконально оценить обстановку и решить, как поступать.
Наверное, прошло еще минуты три, как сердце Игоря остановилось, охладело, превратилось в лед. Он услышал жуткий вопль, человеческий вопль. Кричал человек, которого проезжающий по рельсам поезд перерезал напополам, но отчего-то человек не потерял сознание. Кричал безумец, ставший таковым вследствие невыносимой, по-настоящему невыносимой боли. Крик рождался далеко и близко одновременно, что крайне смущало Игоря. Крик был хриплым, но невероятно громким. Он почти не прерывался, когда кричащий делал вдох, он рвался наружу изо рта кричащего непрерывным потоком, звуковым ударом, фоном. Прошла минута (или две?), и крик оборвался. Вернее, не оборвался, а быстро затих.