Сияние. Остров теней

22
18
20
22
24
26
28
30

Третья очередь разметала голову мужчины на капли черной плоти и ошметки сгнивших мозгов. Больше невероятно живучий противник не издал ни звука, не шевелился и вообще казался мертвым. Теперь-то он точно мертв.

Джон на негнущихся ногах с великой осторожностью подошел к трупу. Все его существо кричало, рвало и метало, подстегивая капитана немедленно броситься сломя голову подальше от не желавшего умирать человека, но Джон попытался взять себя в руки. Он опустошил магазин автомата, прострелив труп еще раз. Затем быстро перезарядил оружие, отошел к разложенному костру и поджег его.

В ту ночь Джон не смог сомкнуть глаз, как и в ночь следующую. Наутро, когда все запасы древесины прогорели, а на горизонте так и не появилось ни одного судна, Джон нашел в себе смелость осмотреть труп. Крайне брезгливо он обходил мертвеца по кругу, разглядывал черные, но сухие язвы на его щеках, на руках, на прочих частях тела. Кое-где у трупа отсутствовали большие куски плоти, будто нечто откусило их. Ногти на пальцах рук и пальцах босых ног были полностью черны и длинны, что могло свидетельствовать о давнем пребывании этого бедняги на острове, а еще о том, что он точно заражен чем-то очень опасным. С наступлением дня Джон чувствовал себя лучше и теперь мыслил более разумно. Например, он знал, что человек в состоянии шока может довольно долго прожить после получения сильных ранений, никак не совместимых с жизнью. Так, солдаты во время боя, случайно подорвавшиеся на мине, продолжали ползти несколько минут даже без ног и таза, но ни медицина, ни биология этого объяснить не могут. Точно так же человеческий организм может определенное время функционировать без мозга (например, когда этот мозг ему вышибают автоматной очередью вместе с частью головы), что подтверждено несколькими поразительными фактами: в Европе, например, был рожден малыш, нормально проживший несколько месяцев, с поведением ничуть не отличным от того поведения, какое характерно для младенцев. И только когда он по неизвестной причине умер, а тело его подвергли вскрытию, растерявшиеся медики обнаружили полное отсутствие головного мозга у малыша. Вместо мозга там плескалось две-три сотни миллилитров жидкости. А во время Второй Мировой войны некоторые солдаты на поле боя лишались своих голов: начисто срезало осколками от взрывов. И безголовыми они продолжали бежать и даже стрелять.

Так что майор считал вполне возможным сохранение некоторых двигательных функций у смертельно раненого человека. А если принять во внимание то, что этот человек заражен чем-то…

Он умер или нет? Как ни старался Джон не задавать себе этот вопрос, он все равно крутился в сознании и не позволял окончательно успокоиться. Ночное происшествие произвело на пилота крайне отрицательное впечатление, вызвало массу вопросов без очевидных ответов. Например, один ли на этом острове зараженный, или их несколько? Если несколько, то Джон в любую минуту рисковал столкнуться с остальными, чего очень не хотел. Также висел в воздухе вопрос о заразности, если, конечно, убитый действительно был заражен, а не мертв изначально и поднят на ноги силой дьявола. На всякий случай Джон решил сжечь тело покойного, для чего собрал новую кучу хвороста в лесу, набросал прямо поверх трупа и запалил. Чтобы тело прогорело хорошо, майор жег над ним хворост почти полдня, и только когда осталась лишь куча обугленных костей, успокоился и позволил себе отдохнуть.

Но над океаном не летел самолет, а в океане не плыл корабль. Джон оставался один на один со странным островом и имел очень много шансов провести здесь еще одну ночь. Потому он, хоть и испытывал страх, углубился в джунгли, пополнил свой запас воды, набрал диких плодов и топливо для нового огненного маяка. Вечером он отыскал несколько банановых деревьев и нарвал бананов, которые вместе с консервами стали основной пищей капитана на несколько последующих дней.

Джон Карчер разжигал большой костер на северном пляже острова каждую ночь. Слава богу, больше никто не тревожил его ночных бдений. Утром, когда рассветало достаточно, капитан шел в лес и взбирался на дерево, чтобы поспать. Затем принимался искать древесину для нового костра.

Он настолько привык к такому распорядку за небольшое количество дней, что уже не мог жить иначе. Джунгли давали ему воду и кое-какую растительную пищу (стрелять дичь капитан отказался, на всякий случай экономя патроны), а также большое количество сухостоя и хвороста. По ночам он разжигал яркое пламя и в надежде сидел рядом, грелся и размышлял о своей печальной судьбине. Утром уходил на облюбованное в полумиле от берега дерево, в ветвях которого проводил несколько часов тревожного сна. Затем все повторялось.

Но однажды вечером Джон заметил, что небо над океаном темнеет быстрее обычного, а вскоре увидал и тучи. Приближался шторм, так что разводить огонь не было никакого смысла. Джон тоскливо посмотрел на уже собранную в кучу древесину, не сомневаясь, что ветер и волны разметают ее в пух и прах, потом собрал все вещи и укрылся в лесу на своем «любимом» дереве. Шторм налетел стремительно, и только что умиротворенно дремавшие джунгли превратились в ревущий мир воды, грохота и молний. Не поспав и минуты, смертельно уставший капитан к утру, когда буря улеглась, вернулся на берег.

И сразу увидел многочисленные предметы, выброшенные во время шторма на пляж. Не долго ломая голову, откуда здесь все эти обломки, Джон понял: где-то поблизости потерпело крушение судно или же в воду упал самолет. А значит, могли остаться выжившие.

Истосковавшийся по человеческому обществу капитан решил идти по пляжу, осматривая обломки, так как среди них могли оказаться полезные вещицы. Он почему-то не сомневался, что найдет и людей — живых, притом, людей, если продолжит двигаться по пляжу.

И он нашел таких людей. Но они ему не понравились. Еще издалека приметив несколько фигур, шатающихся без очевидного дела между водой и лесом, Джон припустил. Его глаза горели счастливыми искорками, уже созревал диалог с потерпевшими крушение бедолагами, все существо ликовало при мысли, что одиночество осталось позади. Джон даже не упрекал себя в столь эгоистичных мечтаниях, потому что хотел избавиться от тоскливого, опасливого существования в изоляции. Он хотел человеческого общества.

Но так его и не получил.

Джон споткнулся, упал в песок и быстро отполз к деревьям, едва понял одну очень неприятную вещь: люди впереди сновали по пляжу совсем не как убитые горем или занятые чем-то. Они бродили с болтающимися на груди головами, с повисшими плетьми руками, даже сталкивались иногда. Они вели себя как тот мужчина, зараженный, которого Джон пристрелил несколькими днями ранее. Они вели себя как сомнамбулы.

Да что же это?! Джон был и разочарован, и испуган одновременно. Скрываясь в траве, он подполз к сомнамбулам поближе, так что стали различимы даже мелкие детали их облика. Прежде всего — это глаза, которые замечал Джон каждый раз, едва кто-то поднимал голову. И каждый раз капитан вздрагивал от ужаса. Глаза ТЕХ людей не имели ничего общего с нормальными человеческими глазами, они были черны как уголь, глубоки, начисто лишены белков. Кажется, из них сочилась какая-то темная не то жидкость, не то слизь. Кроме того, Джон увидел на теле каждого сомнамбулы обширные рваные раны, будто укусы крупных животных. У одного пожилого мужчины рана на бедре была столь серьезной, что проглядывалась белая кость, потому он сильно прихрамывал на раненую ногу. Такие травмы не могли быть получены при катастрофе. Они появились уже тут, на острове, верил Джон. А то, что эти люди стали жертвами какого-то крушения, Джон понял по их весьма неплохо сохранившейся одежде, почти новой, лишь испачканной кровавыми пятнами и кое-где — грязью.

Иногда ходячие мертвецы, как окрестил их Джон, сталкивались и набрасывались один на другого. Завязывалась скоротечная схватка с нечеловеческими взрыкиваниями и почти собачьим лаем. Люди кусали друг друга, царапали ногтями, наносили серьезные увечья, после чего либо расползались в стороны, будто ничего не произошло, либо один начинал пожирать другого.

Когда Джон Карчер увидел последнее, то чуть не вывернулся наизнанку. Даже рот прикрыл ладонью, опасаясь, как бы съеденная утром пища не оказалась снаружи. Пресвятая Мария, да они каннибалы! Ходячий мертвец отрывал зубами куски плоти своего недавнего противника, пока тот бился в конвульсиях и булькал. Но едва ли он успевал насытиться: «пища» отползала в сторону.

Капитан насчитал около двадцати ходячих мертвецов, которые с наступлением сумерек будто по команде двинулись в лес и вскоре пропали там. Весь день капитан лежал в своем укрытии и натерпелся такого ужаса, какой недоступен больше никому. Он утратил всякое желание искать живых людей, зато дико захотел найти безопасное укрытие, где бы зомби (к вечеру Джон стал называть полумертвых каннибалов именно так) не достали его. Тут же вспомнился В-17, застрявший в кронах секвой. Самолет теперь был единственным безопасным местом на всем острове, считал Джон. Ни о каких кострах не могло идти речи, и поддавшийся панике и нечеловеческому страху капитан ринулся в лес.

Он бежал не разбирая дороги, и постоянно мерещилось, будто его преследуют зомби. Он видел их, мелькающих в зарослях, с черными глазищами и окровавленными ртами, со скрюченными пальцами и изорванными телами. Он слышал их позади себя, хрюкающих, хрипящих и булькающих. Он мчался быстрее и быстрее, быстрее и быстрее, перепрыгивал широкие овраги, разбивал завалы. Так быстро капитан еще никогда не бегал, и уже никогда не побежит.

Тогда он совершенно не отдавал себе отчет в своих действиях. Вполне возможно, что зомби ему мерещились, и ничто не мелькало в зарослях, ничто его не преследовало. Он мчался по лесу, пока внутреннее чутье не привело его точно на поляну, где нашел свое пристанище бомбардировщик. Подобно опытному акробату капитан невероятно быстро вскарабкался сначала по стропам парашюта, а потом по ветвям, в спасительное лоно «Flying Fortress», где немедленно забаррикадировался в кабине пилотов.