— Вы ездите верхом? — спросил у него Адамберг.
— Нет, но я бываю на скачках. Отец когда-то увлекался этим, делал ставки. Но в последние годы — не чаще одного раза в месяц. Он изменился, ушел в себя, почти не выходил из дому.
— Он не посещал конюшни или ипподромы, не ездил в деревню? В такие места, откуда можно принести на подошвах навоз?
— Навоз на подошвах? У папы?
Пьер встрепенулся, как будто это предположение пробудило его от сна:
— Вы хотите сказать, что в отцовском доме нашли навоз?
— Да, на коврах. Маленькие комочки, возможно приставшие к подошвам сапог.
— Он ни разу в жизни не надевал сапоги. Он терпеть не мог животных, природу, землю, цветы, маргаритки, которые собирают в поле и которые потом вянут в вазочке, — в общем, все, что растет. Убийца зашел к нему в дом в сапогах, облепленных навозом?
У Адамберга зазвонил телефон; прежде чем ответить, он сделал извиняющийся жест.
— Если Водель-младший все еще у вас, — без всякого предисловия сказала Ретанкур, — спросите, держал ли его отец кошку, собаку или какое-нибудь другое пушистое животное. На кресле эпохи Людовика Тринадцатого найдены остатки густой шерсти. Но в доме нет ни подстилки, ни миски — ничего, что указывало бы на присутствие животного. Это позволяет предположить, что шерстинки были на брюках убийцы.
Адамберг тактично отошел на несколько шагов, чтобы уберечь супругов от профессиональной бесцеремонности Ретанкур.
— У вашего отца была кошка, или собака, или какое-нибудь другое домашнее животное?
— Я же вам только что сказал: он не любил животных. Он не хотел тратить время на людей, а на животных — тем более.
— Нет, — сказал Адамберг в трубку. — Отправьте вашу находку на анализ, лейтенант: возможно, ее источник — одеяло или пальто. И проверьте остальные кресла и стулья.
— А бумажные носовые платки? Он ими пользовался? Мы нашли в траве за домом скомканный бумажный платок, а в ванной их нет.
— У него были бумажные носовые платки? — спросил Адамберг.
— Что вы! — ужаснулся Пьер и вытянул руки, словно отталкивая от себя эту чудовищную гипотезу. — Он пользовался только матерчатыми платками, сложенными втрое в длину, а потом вчетверо — в ширину.
— Только матерчатые платки, — повторил в трубку комиссар.
— С вами очень хочет поговорить Данглар. Он ходит кругами по траве, словно там находится невидимый предмет, который причиняет ему беспокойство.
Какое точное определение, подумал Адамберг. Именно так и делает Данглар: без конца кружит возле полостей, в которых залегли его проблемы. Все еще держа телефон, он другой рукой пригладил волосы: о чем это они говорили до звонка Ретанкур? Ах да, о сапогах и навозе.