Завещание ночи. Переработанное издание

22
18
20
22
24
26
28
30

Дурацкая привычка переспрашивать уже не раз подводила Романа Сергеевича в этих стенах. Но если лейтенант Мороз после каждого его «простите?» и «правильно ли я вас понял?» всего лишь выходил из себя и начинал орать и брызгать слюной, костеря на чем свет стоит гнилую интеллигенцию, то полковник отреагировал гораздо спокойнее. Он ткнул археолога пальцем куда-то под ребра и отошел на пару шагов, чтобы подследственный не наблевал ему на ботинки.

— Повторяю вопрос, — произнес он равнодушно. — Тебе кто-то помогал найти алтарь?

— Нет, — прохрипел Роман Сергеевич, извиваясь на полу, как перерубленный лопатой червяк. Внутренности его терзали раскаленные клещи. — Никто… мне… не помогал…

— Ты прочел надписи на алтаре?

— Нет… только… сфотографировал… я не знаю санскрит…

— Там были надписи и на другом языке.

— Иератическое письмо… тем более… я же не египтолог…

— Однако то, что это иератическое письмо, ты определил. Ты лжешь мне, Роман. А лгать мне нельзя. Итак, ты прочел таблички Итеру?

— Не знаю… что это… я… первый раз… слышу о них… — прохрипел археолог.

Бритый эмгэбэшник присел на краешек стола и достал из кармана плоский серебряный портсигар. Отщелкнул крышку, извлек зеленый леденец и бросил в рот.

— Сейчас ты поедешь со мной, Роман. Я покажу тебе один предмет — думаю, любой археолог мира был бы счастлив его увидеть. Однако вряд ли твое счастье продлится долго. Потому что живым из моего кабинета ты уже не выйдешь.

Он вкусно похрустел леденцом.

— Я мог бы оставить тебе жизнь, Роман. Если бы ты говорил правду. Но ты лжешь и упорствуешь в своей лжи, не оставляя мне другого выхода. Мне придется подвергнуть тебя допросу пятой степени. А это допрос, после которого не выживает никто.

— Я не понимаю… о чем вы говорите… я рассказал все, что знал… правда…

— Я хочу получить ответы на несколько вопросов, — терпеливо сказал бритый. — Кто показал тебе место, где находится алтарь. Как ты определил, на каких языках написаны тексты Итеру. Кто еще, кроме тебя, их видел. И, наконец, что тебе известно о предмете, напоминающем сделанную из камня чашу.

Археолог почувствовал, что его сердце сжали ледяные пальцы. Если бы полковник смотрел сейчас на него, то наверняка обо всем бы догадался. Но как раз в этот момент бритый снова спрятал портсигар с леденцами в карман и надавил серебристую шляпку звонка на столе Мороза.

— Отведите подследственного в мою машину, — велел он появившимся на пороге конвоирам. — Я спущусь через пять минут.

Дальнейшее Роман Сергеевич запомнил плохо. Вот он, зажатый между двумя солдатами в зеленой форме, едет куда-то в машине с черными занавесками на окнах. Вот его выводят из машины в каком-то огромном подземном гараже, заставляют наклонить голову, больно нажимая на шею.

Вот железный лифт, грохоча и содрогаясь, поднимается все выше и выше, минуя этаж за этажом. Таких высоких зданий не бывает, думает Роман Сергеевич, или мы не поднимаемся, а, наоборот, спускаемся под землю? Конвоиры куда-то делись еще в гараже, в кабине только он и бритый полковник. И Роману Сергеевичу страшно, невыносимо страшно, как бывает, наверное, страшно кролику, оставшемуся наедине с удавом…

Окна в кабинете полковника были плотно занавешены шторами, поэтому понять, где они находятся, археолог так и не смог. На заваленном бумагами столе надрывался телефон. Бритый поднял трубку и тут же положил ее обратно на рычаг. Затем, не оборачиваясь, прошел тяжелыми шагами к стоявшему в углу сейфу и щелкнул замком. Распахнул стальную дверцу.