— Спали мы с батей о ту пору! — негромко сердито сказала молодая женщина.
— А ты помолчи, Любка, не встревай в мужской разговор, — оборвал ее дед и бросил на нее короткий, укоризненный взгляд. — Вот гостю лучше стул ослобони, на ногах люди все утро…
«Знает, что мы заходили в другие хаты. Это хорошо!» — обрадовался я.
Дочь старика смахнула со стула кожаные обрезки, и я присел.
— Ноги, признаться, побаливают. Да и не только ноги — в голове все кругом пошло из-за этого убийства…
Тень усмешки пробежала по губам старика.
— Задарма, значит, ноги бьете и мозги сушите? — спросил он; в прищуре его глаз зажглись насмешливые огоньки.
Я ближе придвинул свой стул к маленькому столику, за которым сапожничал дед Карпо, и сказал доверительно:
— Служба, дедушка, такая неблагодарная. Преступник-то себе дорожку заранее стелет, а мы вслепую, во все стороны кидаемся. Потому на добрых людей надежда. И к вам потому пришел. Да, видно, тоже впустую, и вы в эту ночь, наверное, крепко спали?..
— Да, ноченьку выбрали злодеи удачную, — заметил старик сочувственно. — Вот и я, грешный, заработался с вечера, — на осень-то и зиму все обувку свою готовят! — а потом как лег — камнем до утра и пролежал. По надобности своей даже не встал. Ну, а Любка — женщина молодая, таким всегда сладко спится.
— Жаль, не знал, дедушка, что вы сапожничаете, а то бы и я попросил с вечера набойки набить.
— А вы сегодня, как управитесь, пришлите. К утру будут готовы.
— Сегодня вечером мы уже далеко будем. Что же тут сидеть!
Тихий облегченный вздох Любки донесся из-за моей спины. Лицо старика осталось непроницаемым. Лишь в глубине его глаз на мгновение мелькнул какой-то слабый огонек, тщательно подавляемая вспышка радости. Стараясь скрыть свое волнение, дед Карпо полез в карман за табаком.
— Закурите, дедушка, моих, — предложил я и, вытащив коробку папирос, положил ее на столик, прямо на обрезки кожи.
— Нет, я ваших городских не люблю, дух у них слабый, — отказался дед Карпо.
— Ну, если наше не в лад, то мы со своим назад, — засмеялся я и, взяв коробку с папиросами обратно, незаметно вместе с нею прихватил пальцем и маленький кусочек кожи.
Теперь можно было уйти. Еще раз скользнув взглядом по сапожному столику с лежащим на нем ботинком и просмоленной дратвой, я поднялся и начал прощаться.
— Простите, что побеспокоил вас с дочкой, от дела оторвал.
— Какое же это беспокойство? Приятно побеседовали, у нас чужие люди — редкость. Жаль только, что набоечек вам не подправил.
ebooksa