Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде»

«Белая ночь, светлая ночь, тихо в окно шепчет одно – нет его, нет. Он ушел. Он далек», – допела Юрьева последние слова, и Катя вздрогнула. Неожиданно в этом маленьком совпадении ей почудилось зловещее предзнаменование.

В воцарившейся после отзвучавших аккордов песни тишине был отчетливо слышен шорох граммофонной иглы.

– Я… Мне нужно… то есть Валентина сказала, – она окончательно запуталась и умолкла, не зная, как объяснить суть своей просьбы.

– Муж? – пришел на помощь собеседник, и Катя кивнула, чувствуя облегчение.

– Да. Он в госпитале. Говорят… – она запнулась и замолчала.

– И так вижу, – кивнул мужчина. – Васильев Максим Максимович, военный летчик. Сбит восемнадцатого ноября в сорока километрах от аэродрома, покинуть самолет с парашютом не смог. При падении получил перелом трех ребер, перелом правой руки, трещину берцовой кости, рваную рану на правом боку, сотрясение мозга, контузию, – произнес он скучным голосом, как будто зачитывал с бумажки доклад о достижениях народного хозяйства. – Так?

Катя кивнула, ощущая в горле ком. Взгляд у мужчины был неприятный. Слишком внимательный, слишком неподвижный.

– Не жилец, – равнодушно сообщил Диамар Аристархович. – Скончается в ночь с двадцатого на двадцать первое ноября в четыре тридцать две.

– Как… скончается? – спросила Катя каким-то чужим, низким и хриплым голосом.

– Обыкновенно. Септический шок. Прекращение дыхания и сердечной деятельности.

– И ничего нельзя сделать? – беззвучно спросила она. Попробовала вдохнуть, но тугой комок в горле разрастался, не оставляя места для воздуха.

– Можно, – собеседник улыбнулся, не разжимая губ. – Всегда можно. Валентина предупредила о моих расценках?

Катя кивнула, чувствуя, что при всем желании не сможет вымолвить и звука. Тугой комок забивал горло, мешая дышать.

– Год жизни, – произнес Диамар Аристархович, не сводя с нее водянистых немигающих глаз. Его губы снова растянулись в стороны, словно он выполнял гимнастику для лицевых мышц. – Согласна?

Катя вдруг почувствовала, что снова может дышать.

– Да! – почти выкрикнула она, звенящим от слез голосом, выплескивая в лицо этому незнакомому и страшному мужчине вместе с криком весь ужас, который пережила за эти секунды, всю свою любовь к Максиму и безумную надежду на чудо.

Внезапно в жарко натопленной комнате стало холодно. Мороз хлынул сверху, как будто Катю резко окатили из ведра ледяной водой. Мгновенно закоченели пальцы, кровь отхлынула от щек. Стрельнуло болью в пояснице, отдалось в коленях. Сердце болезненно сжалось и трепыхнулось, в глазах потемнело. Катя покачнулась и, возможно, не устояла бы, но страшный незнакомец подхватил ее под локоть и усадил в ободранное кресло.

– В первый раз всех ломает, – сообщил он. – Посиди, отойдешь.

Перед лицом вынырнула кружка, наполненная горячим чаем. Катя тупо уставилась на нее, не в силах унять дрожь.

То, что сейчас произошло, не поддавалось никаким объяснениям, было нелепо, нереально, просто невозможно.