– Не довелось. Не сумел.
Голос Игнатьева зазвенел железом:
– А ты здесь ни при чем. Первого фрица тебе должны были на блюдечке ваши асы поднести. Мы со своими орлятами так и делали. Брали на «свободную охоту» и загоняли фрица прямо орленку на пулеметы. Это, Стриж, называется обучение на войне. Очень действенная штука. И нужная. А на тебя, стало быть, все плюнули? Не хотят время тратить?
Ну почему, почему он надо мной не смеялся? Мне было бы в тысячу раз легче! Я бы потом целый день радовался, что поднял настроение Герою Советского Союза. Но ему не смешно совсем!
К горлу подступил комок, дыхание перехватило…
– Наверное, бесполезно. Я водку пить не умею. И «мессеров» боюсь. Только Егорову не говорите.
Все, не выдержал я, разревелся. Каюк.
Игнатьев обнял меня и похлопал по спине.
– Боишься? Правильно делаешь. «Мессер» – не дрезина, он и убить может. А ты смелый парень. Признался. Я тоже их боюсь, да что толку? Воевать-то все равно кто-то должен. Не сажать же мамок и сестер в истребители? А даже если и посадить, сам-то где спрячешься? Под кровать залезешь? Там тоже страшно. И никаких шансов. Другое дело, когда у тебя под рукой пушки и реактивные снаряды. Тут с перепугу так жахнуть можно, что «мессер» твой на куски разлетится. Один, второй, третий, а потом потихоньку успокаиваешься и уже не страшно совсем.
Он снова похлопал меня по спине и отстранился.
Это говорил Герой Советского Союза! Он тоже боялся «мессеров»!
Но мне сказать было нечего. Я стоял, молчал и глотал слезы.
Игнатьев снова задержал взгляд на моем «ишачке», а потом посмотрел мне в глаза.
– У вас у всех коки красные. Ты один выделяешься. Обращаешь на себя внимание. Это и есть приглашение к бою. Покрась кок, Стриж. Дольше проживешь. Прощай!
В его словах уже не было доброты. Только горечь разочарования. Будто пожалел потраченного на меня времени.
Он похлопал свой самолет по крылу и совсем другим голосом позвал техника:
– Петрович!!! Подсоби…
Я отошел, проследил за его взлетом и побрел в казарму.
Ситуация повернулась с ног на голову, но так и осталась неразрешимой. Раньше я не красил кок по причине трусости, а теперь трусость говорила: «Покрась – и будешь казаться смелым!»
Нетушки, хватит! Пусть все будет, как есть. Не стал я нормальным летчиком, так и нечего краску переводить. Собьет меня фашист, увидит красный кок и подумает, что гвардейца-аса сбил. Так не пойдет. Много чести! Мальчишку ты сбил желторотого, шута полкового, у которого налет вместе с боевыми – сорок два часа. Не буду красить кок!
ebooksa