Внезапно полог землянки отворился, обнажив за собой не ожидаемый зимний пейзаж, а темное пространство. Внутрь просочился черный дым, собираясь в центре землянки Полно — землянки ли? И начал обретать человекообразные черты. Составляя великана, сплошь покрытого волосами, с культяпками вместо ног. Одна рука у него заканчивалась огромным крюком, а на конце другой была человеческая голова с оскаленными зубами.
Кингир-кингир кингирдэнин, прилетел гостинец ко мне!
Гостинец дорогой от невесты-хозяйки, госпожи алааса Дюрюн!
Ух, соскучился я!
Оближу я тебя!
Будешь мостиком ты у меня!
Мостиком ко всей Срединной земле!
Несмотря на ужас, охвативший её, Туруйа с удивлением поняла, что мысли у неё текут так же вяло и неторопливо как и раньше.
— Отвечай, негодница! Какой выбор сделаешь? Все одно умерла ты уже! — загрохотало существо.
— Нет спасения у тебя. Бестолково жила, так умри достойно!
Мысли текут лениво, как облака на небе… Пушистые, белые…
И вспомнила тут Туруйа о былой жизни, которая прервалась из-за злых людей, которые как тучи темные налетели на них…
Выскочив, в чем мать родила, Савва справил малую нужду. Утренний мороз приятно холодил тело. Потянувшись, Савва нырнул в сугроб, с уханьем растер снег и зашел в дом. Служивые только начинали просыпаться — кто-то разжигал огонь в камельке, кто-то месил тесто для лепешек.
— Гей, други, — весело воскликнул Савва.
— Пора собираться до дому, до хаты, сегодня идем обратно в острог!
Хоть и знали казаки, что сегодня должны идти обратно, а все одно — радостно зашумели, предвкушая встречу с близкими.
Натянув рубаху и портки, Савва накинул зипун, схватил шапку и вышел во двор.
Подойдя ко второму дому, Савва стукнул в дверь и зашел внутрь.
— Здоровы будьте, Савва Петрович, — степенно приветствовал командира Илья.
— И ты здравствуй, — ответил Савва.