Останкино. Зона проклятых

— Старик… — еле произнес он, сплевывая кровь, струившуюся в рот. Осторожно утерев лицо, он вновь посмотрел по сторонам кровавыми пятнами глазниц. И тогда…

Тогда он вдруг отчетливо хохотнул. Со стороны смех этот звучал дико, как разухабистая частушка на похоронах. Но для Васютина он был звуком горна, трубящего победу и ласкающего слух. Прижав повязку к мертвым глазам, он повертел головой.

— Так вот как оно все, — пробормотал он, обвязывая лицо материей. Сделав несколько уверенных шагов зрячего человека, он направился вдоль стеллажей отдела, всматриваясь по сторонам и легонько постанывая от тупой боли.

Старик не соврал. Все выглядело в точности так, как он и описал. Перед глазами стояла густая чернота, но она являлась лишь фоном. Перед ней отчетливо виднелись бледно-оранжевые, чуть размытые и колышущиеся очертания полок с товарами. А вдалеке, где-то в центре соседнего отдела, заполненного спортивными товарами, Кирилл ясно увидел пожилого мужчину, сидевшего на полу. Справа от него маячил женский силуэт, а за ним — еще один мужской.

— Боже всемогущий, слава тебе! Услышал ты меня, Боже, услышал! — задыхаясь от настырной боли и крестясь на ходу, шептал Васютин.

Чувство счастья, превосходства, облегчения, любви и еще чего-то такого, чему Кирилл не знал имени, переполняли его. И вместе с тем где-то в глубине васютинской души жил зародыш тревоги. В голове звучало, как набат: «Не отдадут, не отдадут, не отдадут». «Заткнись, гаденыш!» — мысленно рявкнул Кирилл, пошатываясь на ходу.

Не успел он пройти и десяток метров, как услышал где-то сбоку знакомый шелестящий звук. Поворачивая голову в его сторону, Кирилл знал, кого увидит. И хотя с ходу узнать Аристарха было непросто, это был он. Огромного, нечеловеческого роста, с непропорционально длинными массивными руками, острой грудной клеткой и с приплюснутой головой. На ней косо сидело будто вдавленное в череп, плоское, непропорционально маленькое лицо. Глаза жили отдельно… Огромные, асимметричные, с тонкой сеткой сосудов по углам, они были затянуты мутными желтоватыми бельмами, сквозь которые угадывались зеленые радужки.

— Вы, Кирилл Андреевич, словно дитя малое, неразумное… — тяжело вздохнул распорядитель, делая к нему шаг. — Стоило ненадолго оставить без попечения, так вы над собой членовредительство сотворили, — сокрушенно покачал он головой. Васютин вздрогнул, на мгновение перестав чувствовать боль. Зародыш тревоги заметно подрос.

— Я сделал это. Я вижу остальных, Аристарх. И я иду искать мою семью.

— Вот и чудненько, милостивый государь. Как говорится, кто ищет…

— И как только я найду ее… — У Кирилла от волнения перехватило горло. Откашлявшись, он сказал: — Как только найду их, вы покажете мне выход!

Аристарх склонил уродливую голову набок и недоуменно протянул:

— С чего это вы так решили, любезнейший? Выход вы отыщете сами.

Глядя на монстра пустыми мертвыми глазами сквозь окровавленную тряпку, Васютин подавил в себе желание вцепиться ему в горло.

— А если я буду искать слишком долго или вовсе не найду? Тогда, выполнив все условия, я не выберусь отсюда. А это может разрушить фантом, вы ведь знаете об этом, — чеканил он сквозь ярость. — Указать мне выход — в ваших интересах.

— Боюсь, вы ошибаетесь, подполковник. Тут Петруша напутал. Освободить вас и семью вашу — вот первейшее и единственное условие, и оно будет пренепременно соблюдено. А после вы уж сам, да-с. Помилуйте, драгоценнейший… Ну что может удержать свободного человека, такой ценою свободу свою добывшего? Для оного преград в целом мире не существует, — устало закончил Аристарх, возвышаясь над Васютиным.

— Если я не… — начал было Васютин, но распорядителя перед ним уже не было.

«Твари затеяли очередную головоломку. Нашел семью — найди выход, — думал Кирилл, выходя из отдела канцтоваров. — Два варианта. Первый — выход есть, но найти его практически невозможно. Нас формально освободят, но мы так и останемся здесь, просто сможем держаться вместе. И ни хрена с магазином не произойдет. Второй — выход можно найти, но…»

Подумав об этом, он вышел на широкий проход между отделами, что был сродни авеню, от которого отходили узкие «стриты». Тогда он впервые увидел без вести пропавших в Останкине. Человек семьдесят, не меньше, брели мимо него, проходя друг друга насквозь. Некоторые сидели, прислонившись к стеллажам. Какая-то дородная тетка в дешевом спортивном костюме и тапочках стояла на коленях и мерно била себя кулаками по голове. Пространство гудело. Иногда его прорезали возгласы, крики, плач, причитания и ругань. Проходя сквозь броуновское движение несчастных, Васютин по привычке уворачивался от них, чтобы не задеть. Убедившись, что Женьки и Оли здесь нет, он стал обшаривать каждую секцию. Худощавый молодой мужчина, семеня навстречу ему и истерично оглядываясь, вдруг остановился перед полкой со строительными товарами, замер и стал оседать. «Провал», — понял Кирилл, на ходу всматриваясь в каждого.

Проходя отдел за отделом, он продирался сквозь калейдоскоп человеческих реакций на невозможное, ставшее их новым бытием. Сильные пытались понять, чтобы противостоять загадке. Они оглядывались, что-то бормотали, ощупывали стеллажи и старались забраться на них, чтобы найти хоть кого-то, взглянув на помещение сверху. Некоторые из них ходили, опустив голову вниз, как это делал когда-то Васютин. Впрочем, таких было немного. Смирившиеся сидели, закрыв лицо руками, либо потерянно бродили, пытаясь избежать встречи с тем, что отправит их в очередной провал. Раздавленные паниковали, то кидаясь на ряды полок и истошно вопя, то принимаясь носиться от отдела к отделу. Некоторые из них неистово бесновались, силясь отогнать от себя собственное бессилие. Со временем они становились либо смирившимися, либо обезумевшими. Обезумевшие вели себя по-разному, но по ним было сразу видно, что они не признают того, что вокруг. Кто-то танцевал, кто-то общался с воображаемыми посетителями. Грузный холеный парень в дорогом костюме невозмутимо разговаривал по телефону. А вот отчаявшиеся вели себя одинаково — они покорно двигались к кассам.