Непорочные в ликовании

— Точно в голову? — переспросил старик.

— Да вы не бойтесь. Даже если и промахнетесь, вам помогут, вас поддержат, — пояснил Бармалов.

Испарина проступила на лбу Ф., он готов уж был стрелять; хуже было, что стали затекать руки; еще минута, и он не выдержит, сознавал Ф., он и боялся того и был почти готов к тому, скорее бы уж все произошло, думал еще Ф.

— Так стрелять, значит? — говорил Брызжиц.

— Не надо в голову, — жалко просил бугаек, опасливо глядя на Брызжица. Все еще смотрел он опасливо на торжествующего Брызжица, хотя и видел отчетливо тщетность всех уговоров.

— Или в грудь? — усомнился старик.

— В грудь! Можно в грудь! Сразу три пули ему!.. Чего свинца жалеть?!

Еще мгновение, и он выстрелит, сознавал Ф., он обязательно выстрелит, он не может ждать более, сознавал Ф.

— А-а!.. — простонал задержанный, попятившись; чернявый человек, недюжинного сложения его, растрепанный, затравленный и ничтожный, без смысла в глазах, кроме ужаса звериного, неизбывного.

— Приссал!.. — хихикнул Брызжиц.

— А последнего слова мы этому дерьму давать не будем, — говорил Бармалов. — Или дадим слово? — спросил он у тусклого окрестного воздуха. Спросил он у неба пасмурного и тревожного.

— Нет! Нет! Не дадим! — возмущенно ревели на трибунах. — Никаких слов!..

— Точно, — довольно улыбнулся Бармалов.

Сзади неслышно подошел комиссар.

— Товсь!.. — негромко говорил он бойцам. Лязгнули затворы. Бойцы внутренних войск вскинули свои карабины, целясь в небольшую толпу у стенки. Смятение было в толпе, мольбы и вопли.

— В голову все-таки лучше!.. Может, все-таки в голову-то стрельнуть, а?.. — тянул еще старик.

— Да стреляй же ты, черт тебя!.. — прошипел Бармалов, прикрывая микрофон ладонью. — Все дело испортишь!..

Ф. сжал зубы, до боли, до желваков, до хруста, до стона, до изнеможения… Проект его избранного существования некогда мог бы показаться даже чересчур горделивым, но впоследствии затушевался и затуманился автоматизмом и монотонностью его ежедневных житейских проявлений. Дух человеческий дан нам для преклонения или для всех отвращений, в зависимости от высоты его над уровнем моря, сказал себе Ф. Амальгама бытия и ничтожества есть мое настоящее, возразил себе Ф. Он еще иногда увлекался сочинением для мироздания разнообразных трагических эпитетов и дефиниций.

Старик растерянно и неотрывно смотрел на свою жертву и, вытянув руку с оружием, водил дулом вверх и вниз, выбирая место для наилучшего выстрела. И вдруг, зажмурив глаза, будто в пропасть сорвался — выстрелил.

— Пли! — негромко говорил комиссар.